Да и первый глоток воти оказался не таким уж страшным. Он проскочил через горло, как теплый уголек, и, прежде чем растечься по жилам, на мгновение осел в животе.

— Никогда не забывай первый вкус воти, — сказал отец. — Не забывай, как ты стал мужчиной.

— Вряд ли я могу это забыть после такой потасовки. — В голосе Перкара прозвучал упрек, но уже довольно слабый — ему не хотелось, чтобы отец думал, что он по-настоящему сердится на него.

— Ты все выдержал молодцом. Я горжусь тобой.

Перкар низко наклонил голову, чтобы скрыть улыбку жгучей радости, охватившей его от похвалы отца. Шири положил ладонь на спину Перкара.

— А теперь Пираку, — сказал он. — Ты найдешь Пираку, как нашел я, как нашел мой отец.

Перкар кивнул, говорить он не мог. Отец и сын сидели молча, пока жар все глубже проникал в их кости. Шири плеснул горсть воды и подбросил сосновые иголки на камни, и сразу же с шипением поднялся пахучий ароматный пар.

— Она красивая, не правда ли? — сказал вдруг после долгой паузы отец.

— Да, отец. Очень красивая…

— Мм, да. — Отец сидел с закрытыми глазами.

— Я люблю ее, отец.

Шири фыркнул.

— Кто же в этом сомневается? Мы все ее любили… хотя со временем все меняется и начинаешь любить ее по-другому. Поэтому наши прадеды и заключили с ней соглашение, сынок. Полезно любить своих богов, обитающих в этой местности.

— Нет, отец, у меня совсем все не так, — запротестовал Перкар. — Я люблю ее как…

— Как первую женщину, с которой ты был близок. Я понимаю, сынок. Но она ведь анишу. И ты довольно скоро в этом убедишься.

— Такое случалось и раньше. В песне, в «Песне Мориру», где…

— Я знаю эту песню, сынок. Но человек умер, а Мориру продолжала жить, в вечной печали. Так оно и будет. — Он улыбнулся и, протянув руку, потрепал каштановую шевелюру сына. — Ты скоро найдешь земную девушку. Пусть тебя это не беспокоит.

— Она уже и сейчас печальная, — прошептал Перкар, не желая так легко оставить эту тему разговора и перейти к другой. — Она говорит…

— Сынок, — голос Шири был торжественный, серьезный, — сынок, выкинь это из головы. Ты ничего не можешь для нее сделать. Выкинь.

Перкар только собрался раскрыть рот, как вдруг заметил слегка приподнятую бровь отца — знак того, что разговор пора прекратить. Он уткнулся взглядом в пустую чашу из-под воти, зная, что он не сможет выкинуть эти мысли из памяти. Не сможет, как бы ни старался.

Дух в нерешительности остановился на краю зала — ему явно не хотелось ринуться в поток света, струящийся сквозь открытую крышу дворика. Прямые лучи почти не доходили до каменных плит двора; дворец здесь был трехэтажный, а дворик — всего десять шагов в поперечнике. Но все же на белой штукатурке поблескивал отраженный солнечный свет. Духов, надо сказать, яркий свет никогда особо не привлекал.

Хизи видела, как призрак вернулся обратно в зал, постоял около лестничного колодца, очевидно, решая, куда ему двинуться дальше. Квэй говорила ей, что духи часто не знают, что с собой делать, и даже нередко забывают, что они мертвые. Интересно, помнит ли этот, когда и где он бывает? Она внимательно следила за ним, надеясь найти хоть какую-нибудь разгадку, но от этого Духа толку было мало. Его даже нельзя было назвать фигурой или тенью, скорее это был некий искаженный образ, будто увиденный через сосуд с водой… или же просто через стекло. Иногда вдруг проглядывало что-то, даже черты лица. Когда Хизи было шесть лет, как-то раз, проснувшись, она увидела перед собой бледное нервное лицо молодого человека. И когда она закричала, он мгновенно исчез. С тех пор она никогда не видела так ясно лица призрака. Квэй всегда оставляла какие-то маленькие приношения нескольким духам — чаше всего Лунате, который жил у нее в кухне. Хизи потом даже познакомилась с молодым человеком, который посещал ее комнату, но лица его она больше никогда не видела.

Хизи вздрогнула. Это крыло дворца казалось ей каким-то странным: оно было населено духами, которых она раньше нигде не встречала. Этот, что стоял перед ней, был безусловно не опасен, особенно здесь, так близко к главному обиталищу этих существ, где Шагун почти каждую неделю их выметал.

— Пошли, Тзэм, — сказала она решительно, ступив на освещенный солнцем дворик.

В воздухе пахло шалфеем и мятой, которые выращивали в каменных ящиках. Голубь засеменил быстрее, чтобы избежать встречи с ними. Оба они, и она, и Тзэм, проходя, задели духа, который изо всех сил, казалось, вжался в стенку при их приближении.

— Даже не верится, что раньше я об этом никогда не думала, — пробормотала Хизи, когда они свернули в коридор пошире. Хотя он был тоже закрыт сверху, солнце попадало в него из двориков по обе стороны прохода. Изначальная планировка дворца никак не позволяла отдалиться от его ста восьмидесяти семи дворов.

Тзэм в ответ только пожал плечами.

— А ведь ты-то думал об этом, разве нет?

— Да не совсем, — уклончиво протянул Тзэм.

— От тебя дождешься пользы, ничего не скажешь.

— Принцесса, ты забыла, как ты заставила меня участвовать в этой затее. И я согласился пойти с тобой в нижние города только ради того, чтобы тебя охранять. Я ни разу не обещал тебе, что буду еще что-то делать.

— Ты сказал, что поможешь мне найти Дьена.

— Я этого никогда не говорил, принцесса.

Хизи задумалась. И вправду не говорил, но настроения быть великодушной у нее не было.

— Два года мы пытались пробить непрошибаемые стены, в буквальном смысле слова. И если бы мне пришло в голову два года назад пройти через библиотеку, мы бы сейчас уже нашли его.

— Ш-ш-ш… тихо, принцесса. Это то самое место. Не ужели ты хочешь, чтобы кто-нибудь услышал твои безумные речи?

Открытый дверной проем справа от них, очевидно, вел прямо в архивный зал. Так, во всяком случае, гласила надпись на притолоке.

В зале на низком изящном стульчике, каких было множество во дворце, сидел старый человек. У него на коленях лежала дощечка для письма, а на дощечке лист бумаги, на котором старик выводил что-то с помощью кисточки и туши. Он целиком был поглощен своим занятием. Хизи остановилась и как завороженная смотрела, с какой скоростью соскальзывают буквы с кончика его кисточки и как грациозно ложатся на бумагу.

Старик почти сразу же поднял голову, как только они вошли.

— Да? Что вам угодно?

Хизи кивнула Тзэму, который, поклонившись ей, объявил:

— Принцесса Хизи Йид Шадун, девятая дочь Шакунга, Повелителя Нола. Она находится здесь для того, чтобы получить наставление.

Старик от неожиданности несколько раз моргнул. Хизи успела заметить, что шарф, обернутый вокруг его головы, прикрывает почти голый череп. Он нахмурился, от чего морщинистое худое лицо еще больше сморщилось. Осторожно опустив кисточку на камень для разведения туши, он спросил: