Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Ну да, ну да. К тому же на случай чего есть Зойка, так что и вовсе беспокоиться не о чем. – Я еще сохраняла самообладание. – Раз у тебя приступ честности, скажешь все-таки: Гусев тебе зачем нужен? С Журавлевым-то ясно – он в твоем классе будет…
– А я еще не определилась, – безмятежно сообщила Лина.
– В смысле?
– Не определилась, с кем из них хочу встречаться. Они оба симпатичные и оба ко мне неравнодушны.
– Ого, теперь ты считаешь Гусева симпатичным?! А с чего ты решила, что он в тебя влюблен? А как же Брасова? Ты сама говорила…
– Ха, Брасова девочка хорошая, но очень уж тихая. Никогда не решится на настоящий роман. Так что здесь у меня преимущество.
Я была так поражена, что почти забыла об обиде – даже ярость приутихла.
– Настоящий роман?! С поцелуями, что ли?
– Ну, с сексом я планирую подождать хотя бы годик.
– С… годик?! – вымолвила я изумленно.
Конечно, я уже давно знала, откуда берутся дети, но как-то не думала обо всем этом, а тем более не примеряла на себя, так что заявление Лины показалось мне неслыханно дерзким. Лично я не смогла бы говорить о таком запросто.
– Годик, а может, и меньше. Может, конечно, и больше – как пойдет. – Судя по тону, Лина уже теряла терпение. – Ну что, все вопросы выяснили? Будем прощаться?
От «прощаться» мне стало настолько не по себе, что я сразу же забыла ее предыдущие слова и вспомнила главное: лучшая подруга предала меня, я ей больше не нужна.
– Погоди… – беспомощно пробормотала я.
– Не унижайся. Я все сказала. Удачного лета, – твердо проговорила Лина и положила трубку, не дожидаясь моего ответа.
Зачем, действительно, ей было лишний раз слушать человека, который уже сыграл свою роль в ее жизни? Надо идти вперед.
Ошеломленная, я положила радиотелефон на стол. Происходящее еще не уложилось у меня в голове, но я подумала, что, наверное, в таких случаях надо поплакать. И, обняв подушку, увлеченно предалась рыданиям.
Часть 2
«Я требовал от людей больше, чем они могли дать:
постоянства в дружбе, верности в чувствах.
Теперь я научился требовать от них меньше,
чем они могут дать: быть рядом и молчать».
(А. Камю)
«Уже к двенадцати годам она научилась использовать людей в своих целях, меняться под влиянием обстоятельств. Все зависело от того, чего она хотела добиться…» Нет. Излишне пространное начало. Надо было начинать с диалога – вышло бы живее.
– Оль, ну как? Продвигается? – обернувшись, шепнула моя новая одноклассница, сидевшая впереди.
– Не очень. Думаю ввести диалог… – автоматически отозвалась я.
– Зачем?! – изумилась она. – Как иллюстрацию, что ли?
Тут я сообразила, что она имеет в виду не мою книгу, о существовании которой не догадывается (собственно, пока ее и не существовало, если не считать трех не слишком удачных строчек), а сочинение, под которое были отведены два урока русского. Да, в рассуждении на тему «Язык – одежда мысли» диалоги и впрямь ни к чему.
– А, ты об этом. Да нормально все продвигается, – ответила я, извлекая тоненькую тетрадь в линейку из-под толстой, купленной в расчете на роман или как минимум повесть.
Я была уверена, что все успею, поэтому могла позволить себе отвлекаться на посторонние дела.
– У меня тоже ничего. Лист исписала, – сообщила одноклассница и развернулась обратно.
Я пока не привыкла к тому, что за вопросами о ходе моей работы не обязательно следуют просьбы вроде «а подскажи что-нибудь», «подай идею», «исправь ошибки», как это было с Линой, поэтому выжидающе смотрела на спину вернувшейся к сочинению одноклассницы еще секунд пять. Но она явно не собиралась ни о чем просить.
В гуманитарном классе все так или иначе умеют писать сочинение, напомнила себе я. И вряд ли люди, которые успешно сдали экзамены для поступления, напишут «здесь» через «с». Это было любимое словечко Лины – в каждом сочинении или изложении я исправляла по три-пять «здесь».
Я бросила взгляд на свою соседку по парте, с которой на тот момент общалась, пожалуй, теснее всего… если только это можно было назвать общением. Маша была настолько ленива, что на длительную беседу ее никогда не хватало: она не заканчивала толком ни одной фразы – ни композиционно, ни тонально. К концу каждого предложения ее голос становился тише и будто умирал. Сначала я думала, что она неуютно чувствует себя в новой школе и от этого кажется замкнутой, но быстро убедилась, что такой стиль разговора – ее характерная особенность.
Я довольно легко смирилась с тем, что долгих увлекательных обсуждений личных переживаний у нас с ней не будет. Меня многое в ней устраивало: Маша была спокойной, не обременяла, не раздражала. А кроме того, как и я, избегала тактильных контактов, то есть не пыталась хватать меня за руку и куда-то тянуть, не заключала в объятия и даже не целовала в щечку при встрече (почему-то в новом классе у девочек с первого же дня сложилась не очень приятная для меня традиция так здороваться друг с другом).
Со мной учились девятнадцать девчонок и только шесть мальчиков, среди которых точно не было ни одного парня моей мечты… возможно, все кандидаты на эту роль притаились в физмате? Увы и ах – нет, мне нравился только один парень, и он учился в «простом» классе… упс, лирическое отступление затянулось.
Итак, не знаю уж, чем я понравилась Маше, но она сразу села со мной. Мы вместе ходили в буфет и гуляли по школьным коридорам на переменах – словом, в моем понимании вели себя как неразлучные подруги, хотя очень мало общались вне школы. Во время наших неспешных проходов по этажам я нередко сталкивалась с Линой, неизменно окруженной стайкой подружек. Подружки всегда встречали меня приветливо, она же ограничивалась кивком и никогда не смотрела мне в глаза. В такие моменты я радовалась присутствию Маши: пусть Лина видит, что я уже не одна.
Конечно, Маша не очень подходила под вымечтанный мной образ Лучшей Подруги, но, может, это было и неплохо: после предательства Лины мне непросто было бы сразу сблизиться с кем-то еще.
– А у тебя как движется? – спросила я Машу.
– Нормально, – отозвалась та.
– Про нужный объем помнишь? – спросила я, просто поддерживая разговор.
– Да, два.
– Точно – два листа. Что-то есть хочется, а тебе?
– На перерыве
