– По закону ты должен сознательно содействовать им, Бен. Этот Консерга никогда не говорил тебе, что он собирается делать с золотом?

Рааб покачал головой:

– Нет.

– Он никогда не объяснял тебе, что деньги, которые он тебе платит, получены нелегальным путем?

Рааб снова отрицательно покачал головой. Отпил большой глоток из бутылки с водой.

– Получается, что если ты не знал, значит, ты не знал, верно, Бен? То, что ты мне рассказал, выглядит нормально. В соответствии с законом РИКО карается заговор, если он «сознателен» или с «дурными намерениями». Ты же не можешь быть участником, а тем более помогать или подстрекать, раз ты не знал.

В устах Мела все звучало логично и убедительно. Он едва сам не поверил. На самом деле он сделал несколько существенных ошибок, неправильно оценил ситуацию. Вот с этим ему нужно справиться. Он действовал слепо, глупо, движимый жадностью. Но он никогда не знал, с кем имел дело или куда шло золото. Завтра беседа с государственными работниками будет продолжена, и от нее в большой степени будут зависеть следующие двадцать лет его жизни.

– Но вот этот последний вопрос. Этот парень Берроа… все осложняет. Это плохо. Я хочу сказать, у них есть запись твоего голоса. Ты обсуждал секретные вопросы с агентом ФБР. – Мел присмотрелся к нему. – Послушай, это важно, Бен. Мы с тобой много лет дружим. Есть ли что-нибудь, что ты от меня скрываешь? Что-то такое, что прокуратура может знать? Сейчас самое время рассказать.

Бен посмотрел Мелу в глаза. Мел был его другом более десяти лет.

– Нет.

– Ну, хоть здесь повезло. – Адвокат немного расслабился и что-то записал в блокноте. – Нам повезло, что на самом деле ты не тот, кто им нужен. В противном случае нам нечего было бы обсуждать. – Мел некоторое время не сводил с него взгляда, затем покачал головой. – О чем ты только думал, Бен, черт бы тебя побрал?!

Бен откинул голову на сиденье и закрыл глаза. Двадцать лет его жизни коту под хвост…

– Я не знаю.

Что он знал точно, так это что самое тяжелое впереди. То, что произойдет, когда он приедет домой. Когда он войдет в дверь и вынужден будет объяснять семье, которая доверяла ему и уважала, что та плавная, ведущая вверх дорога, к которой они привыкли, внезапно оборвалась. Что все, к чему они привыкли и на что полагались, как на само собой разумеющееся, больше не существует.

Он всегда был скалой, добытчиком. Постоянно говорил о гордости и семье. Его рукопожатия было достаточно для скрепления сделки. Теперь все изменилось.

Рааб почувствовал, как заныл желудок. Что они о нем подумают? Смогут ли понять?

Лимузин свернул на шоссе 16 и двинулся на север, к Ларчмонту. Они проезжали дома, магазины и рестораны, которые он видел каждый день.

Завтра все попадет в газеты. Об этом прочитают в клубах, в магазинах, везде, включая местную школу, где учились Эм и Джастин.

Желудок болел все сильнее.

«Когда-нибудь они поймут, – сказал он себе. – Когда-нибудь они взглянут на меня по-прежнему. Как на мужа и добытчика. Как на отца. Как на человека, каким я всегда был. И простят меня».

Для Эмили он был тренером. Он делал Кейт уколы инсулина, когда она болела. Он был хорошим мужем для Шарон. Все эти годы.

Это было правдой.

Лимузин свернул на Ларчмонт-авеню, направляясь в сторону берега. Рааб напрягся. Все более знакомые дома по сторонам. Там жили люди, которых он знал. Люди, чьи дети учились в школе вместе с его детьми.

На Си-Уолл лимузин свернул направо, и теперь перед ними осталась короткая дорожка, ведущая к большим столбам из песчаника и далее к огромному особняку в стиле эпохи Тюдоров.

Рааб осторожно вздохнул.

Он знал, что подвел их всех, не оправдал их доверие, веру в себя. Но возврата назад не было. И еще он знал, что то, что произошло сегодня, вовсе не конец.

Когда правда выйдет наружу, он подведет их куда больше.

– Хочешь, чтобы я с тобой пошел? – спросил Мел, сжимая руку Рааба. Машина остановилась.

– Нет, – покачал головой Рааб.

Это был всего лишь дом. Дело было в людях внутри его. Что бы он ни натворил в жизни, семья всегда была для него главным.

– Я должен это сделать сам.

Кейт была с матерью и Эм в кухне, когда к дому подъехал черный лимузин.

– Это папа! – закричала Эмили, которая даже не успела еще переодеть свою спортивную форму. Она рванулась к входной двери.

Кейт уловила колебание матери. Как будто она не могла сдвинуться с места. Или боялась. Как будто она боялась того, что должна была увидеть за открывшейся дверью.

– Все будет в порядке. – Кейт взяла мать под руку и повела к двери. – Ты же знаешь, что бы ни случилось, с папой все будет в порядке.

Шарон кивнула.

Они смотрели, как он вылезает из машины, за ним – Мел Кипштейн, которого Кейт не раз видела в клубе. Эмили рванулась вперед и повисла на шее у отца.

– Папа!

Рааб просто стоял, обнимая ее и глядя на стоящих на крыльце Кейт и жену поверх плеча младшей дочери. Лицо у него было серым. Он боялся даже смотреть прямо на них.

– Ох, Бен… – Шарон медленно спустилась по ступенькам, по щекам катились слезы. Они обнялись. Это было объятие, проникнутое болью и неуверенностью.

– Ягодка. – Глаза отца посветлели, когда он остановил свой взгляд на Кейт. – Я рад, что ты здесь.

– Где же мне еще быть, папа. – Кейт сбежала по ступенькам и тоже обняла отца и положила голову ему на плечо. Она никогда раньше не видела на лице отца стыд.

– И ты здесь, чемпион. – Он протянул руку и взлохматил густые волосы сына.

– Привет, пап. – Джастин прислонился к нему. – Ты в порядке?

– Да. – Он с трудом улыбнулся. – Теперь да.

Они все вместе вошли в дом.

Этот большой дом у моря никогда не был настоящим домом для Кейт. «Дом» был более скромным, небольшое ранчо в Гаррисоне, где она выросла, совсем недалеко от Ларчмонта. У нее там была маленькая угловая комнатка, завешанная плакатами с группой «Ю-Ту» и Гвинет Пэлтроу. Там был заросший прудик в конце двора и хорошо был слышен шум проходящего рядом шоссе.

Но когда она оканчивала школу, Рааб купил этот дом. Он всегда мечтал о таком доме – с огромными греческими окнами, выходящими на море, гигантской кухней, где всего было по два экземпляра, пижонским театром в огромном подвале и гаражом на пять машин.

Они все уселись в гостиной с высоким потолком. Кейт вместе с матерью сели у камина, Эмили устроилась на коленях у отца, который сел в кресло с высокой спинкой. Джастин пристроился на диванчике.