В декабре 1802 года юный Батюшков, только что покинувший студенческую скамью, был определен М. Н. Муравьевым на службу. Шел второй год царствования императора Александра I, все еще жаждавшего коренных преобразований в стране. Работал демократически настроенный Негласный комитет, готовились и выходили один за другим изменявшие жизнь новые законы. Оптимистическое настроение охватило российское общество — разные его части пришли в движение. Люди, которые при Павле I были не удел, неожиданно получили новые назначения, молодой монарх нуждался в свежих силах, в просвещенных и разумных соратниках. 8 сентября 1802 года Негласный комитет решил заменить устаревшие петровские коллегии министерствами по европейскому образцу. Император особенно внимательно следил за их деятельностью, лично назначал министров. Среди прочих было организовано и Министерство народного просвещения, пост товарища министра по приглашению императора занял М. Н. Муравьев.

Батюшков начал свою службу в министерстве без жалованья. Перейдя в канцелярию Муравьева письмоводителем по Московскому университету, через год он получил самый низкий чин по Табели о рангах — коллежского регистратора. Его обязанности в основном ограничивались расстановкой знаков препинания в документах, проходивших через канцелярию. Никакой духовной пищи работа не давала, равно как не могла она удовлетворить честолюбивых устремлений молодого человека, если они у него были. Неудивительно поэтому, что Батюшков прослыл в своем департаменте лентяем. Однако именно здесь, на государственной службе он познакомился и близко сошелся с людьми, которые на долгие годы определили круг его общения, а возможно, и область приложения таланта. Среди них были И. И. Мартынов, филолог и ботаник, известный переводчик, знаток древних языков, издатель литературных журналов, И. П. Пнин, поэт, известный в большей степени как автор философских од, чем как лирик, Н. А. Радищев, сын знаменитого писателя, поэт и переводчик, Д. И. Языков, переводчик французских и немецких просветителей, пытавшийся реформировать русскую орфографию и уже тогда (в начале XIX века!) не писавший «еров» на конце слов. В том же министерстве с 1803 года в должности писца служил Н. И. Гнедич, речь о котором еще пойдет ниже.

Совершенно естественно, что Батюшков, уже испытавший на себе магическое воздействие поэзии, делает первые самостоятельные шаги на этом поприще. Конечно, шаги эти были только условно самостоятельными — Батюшков никакого собственного пути еще не нащупал. Он использует традиционные размеры, бедные и тривиальные рифмы, темы его ранних произведений прочно связаны с русскими и французскими образцами «легкой поэзии», в стихах его встречаются неловкие сочетания, неточное словоупотребление, в звуковом отношении тексты тяжеловесны и несовершенны. Но стремление молодого поэта войти в круг настоящих литераторов несомненно. Этим объясняется и содержание первого опубликованного Батюшковым сатирического стихотворения с характерным названием «Послание к стихам моим» (1804), в котором речь идет о судьбе стихотворцев — к этому избранному кругу с первых строк причисляет себя автор сатиры:

Стихи мои! опять за вас я принимаюсь!

С тех пор как с Музами, к несчастью, обращаюсь,

Покою ни на час… О, мой враждебный рок!

Во сне и наяву Кастальский льется ток!

Но с страстию писать не я один родился:

Чуть стопы размерять кто только научился,

За славою бежит — и бедный рифмотвор

В награду обретет не славу, но позор.

Чего стоит один эпиграф к «Посланию» из Вольтера: «Sifflez-moi librement, je vous le rends, mes fréres» («Освистывайте меня без стеснения, я вам отвечу тем же, братья мои») Обращение «братья мои», относящееся к литераторам, и есть самое главное место в «Послании». Ощущение собственной принадлежности к цеху — доминанта ранних батюшковских текстов. Теперь дело оставалось за цехом, он должен был принять нового собрата по перу.

Разнообразные свободы, предоставленные обществу в начале александровского царствования, касались и литературных объединений, которые с 1801 года возникали повсеместно как грибы после дождя. Одним из них стало широко известное Вольное общество любителей словесности, наук и художеств. Благодаря, с одной стороны, членству в нем Н. А. Радищева, сына великого отца, а с другой — мифологизирующему мышлению историков литературы сталинского времени[58], масштаб и значение Общества были сильно преувеличены, поэты, входившие в его состав, получили наименование «радищевцев», а их взгляды и творчество — эпитеты «прогрессивных» и «передовых». На самом деле общество было небольшим, состояло оно почти исключительно из молодых начинающих поэтов, среди которых выгодно выделялись такие «мэтры», как сотрудники Батюшкова по Министерству просвещения Н. И. Пнин и Д. И. Языков (им в то время было около тридцати). Кроме них, в общество входили А. X. Востоков, в будущем знаменитый филолог и лингвист, а пока поэт, экспериментирующий с народными тоническими размерами и занимающийся имитацией античной метрики; поэты средней руки И. М. Борн (впоследствии личный секретарь и наставник детей великой княгини Екатерины Павловны) и В. В. Попугаев (чрезвычайно эксцентричный человек, часто производивший на современников впечатление вдохновенного безумца); одаренный баснописец и сатирик А. Е. Измайлов. В то время все они находились в начале своего поприща.

Благодаря близкому знакомству с первыми лицами Вольного общества, Батюшков мог рассчитывать на благосклонный прием. В апреле 1805 года он сделал попытку войти в его состав, предложив в качестве «вступительного взноса» свой стихотворный перевод из Вольтера — сатиру «Послание к Хлое»[59]. Стихи были переданы на рассмотрение внутреннему «цензору» А. X. Востокову, который отозвался о них неоднозначно. Он и притормозил процесс принятия Батюшкова, предложив ему представить Обществу не перевод, а собственные оригинальные стихи, которых на тот момент в арсенале начинающего поэта, судя по всему, просто не было. А необходимым мастерством для сочинения текста «по заказу» он еще не обладал. Да и впоследствии таким качеством, как легкость пера, Батюшков не отличался: стихи писал подолгу, тщательно их правил, прежде чем отдать на суд читателя. Свою сатиру после почти трехмесячных тщетных надежд на положительное решение вопроса о его принятии в Общество Батюшков забрал и переделал, но новых попыток вступления не предпринимал. Очевидно, самолюбие его было жестоко задето. «Своим» молодые столичные поэты его пока не считали.

Конечно, представленная на суд Вольного общества сатира — текст еще совсем ученический, несовершенный, изобилующий формальными погрешностями, однако несомненно оказавший влияние и на зрелые произведения Батюшкова, который не забывал своих ранних опытов и тогда, когда достиг высокой степени мастерства. Среди элегий 1815 года, традиционно считающихся вершиной батюшковского творчества, одна — «Таврида» — написана с явной оглядкой на главную тему «Послания к Хлое». Это тема бегства от суеты света в скромную деревенскую хижину, куда герой призывает свою возлюбленную. Тема вполне традиционная для той эпохи, однако при создании «Тавриды» Батюшков охотнее цитирует себя, чем другие образцы.