В данной ситуации ни король, ни Совет не могут заставить жениться на Вас тех благородных лордов, которым Вы ровня по происхождению. Но и отдавать Вас в низшее сословие – неприемлемо. Таким образом выбор оказался максимально суженным. Желающих породниться с опальным родом немного, но они есть. Вашей руки у короля попросил барон Загалу. Я не требую, чтоб Вы немедленно озвучили свое решение, однако я хотел бы получить от Вас ответ в свой следующий визит.

В следующий визит… А, чего ей, собственно, ждать? Мальчишки пристроены, в Школу магии она больше ни ногой, какие у нее остались варианты? Вот выйдет она замуж за этого… за барона Загалу, и постарается все забыть и стать ему хорошей женой.

– У меня есть время попрощаться с братьями или мы выезжаем немедленно?

Пералта, даже если и удивился, виду не показал, и сообщил, что у нее есть время не только на прощание, но и на сбор ее немудрящего скарба. Попрощавшись с братьями, Мира решительно села в карету, увозившую ее в новую жизнь. И уже через две недели в храме Матери-Заступницы барон Виторину Загалу надел ей на руку обручальный браслет.

Однако ее надеждам, что в жизни наступила светлая полоса сбыться было не суждено. Первая же брачная ночь превратилась в кошмар. Осознав, что не является первопроходцем, барон пришел в ярость. Мира наслушалась такого количества ругательств, которого ей не доводилось слышать за всю жизнь. Пообещав ее наказать за неумение до свадьбы держать ноги вместе, Виторину кулаками выместил на ней всю злобу обманутого мужа.

А потом барон сообщил, что раз уж взятая замуж из милости девица оказалась шлюхой, то и вести он себя с ней будет соответственно. И наказывать за прошлые гулянки станет обязательно, чтоб ей было не повадно пытаться изменить ему, уже будучи в браке. Напрасно Мира пыталась рассказать ему, что было-то всего один раз и по глупости, барон ничего слушать не хотел. Он запер Миру в ее комнате, привязал к кровати и измывательства приобрели постоянный характер, так что приходилось периодически даже вызывать медикуса, чтобы смягчить последствия визитов мужа.

И однажды… Однажды Мире стало все равно. Она почти перестала двигаться. Механически ела, механически мылась. Не хотела одеваться, а зачем? Все равно придет супруг-садист и порвет на ней очередную одежду. Служанки пытались от нее чего-то требовать, Мира их не слышала. Приходящий медикус периодически что-то бинтовал, где-то мазал, Мира не реагировала. Муж врывался в спальню и что-то кричал, Мира криков не воспринимала. Механически накрывалась одеялом после его ухода и проваливалась в мир снов, где никого из них не было. А было яркое небо плодня, месяца ее рождения, и легкие облака, и циннии, расцветающие в саду отцовского замка нежно-фиолетовыми пышными бутонами, похожими на шары, которые хотелось не сорвать, а аккуратно потрогать, всего одним пальцем, чтоб пышная шапка цветка затрепетала от движения, как будто спрашивая, чего неймется, зачем мешаешь. Но и в этом отстраненном мире ей долго оставаться не позволили.

Как-то вечером пьяный до изумления муж решил, что драгоценная супруга изведала далеко не всю палитру возможных сексуальных развлечений, и этот пробел необходимо срочно восполнить. Поняв, что именно ее ждет, Мира «вынырнула» из снулого состояния и даже попыталась сопротивляться, вот только силы оказались неравны. Придя в себя через несколько часов издевательств и унижений, она поняла, что так больше продолжаться не может. Или он ее убьет, или она сумеет найти возможность прекратить эту пытку по недоразумению называемую замужней жизнью. Надо бежать.

Мира прислушалась – в доме царила ночная тишина. На сей раз ее не привязали, так что свобода передвижений у нее есть. А дверь? А дверь закрыта, но на ее счастье не заперта! Из обуви нашлись только легкомысленные домашние шлепанцы, из одежды – покрывало. Подбадривая себя соображениями, что на улице конец цветня, а значит, достаточно тепло, она, закутавшись в покрывало, на цыпочках спустилась на первый этаж, молясь про себя Матери-Заступнице, чтоб ее не выдал несвоевременный скрип половиц. Барон не простит ей попытки побега и второго шанса у нее уж точно не будет. Кухня на исходе ночи оказалась пустой, и отодвинув засов, Мира выскользнула в дверь, через которую обычно доставлялись продукты. А теперь к калитке, ведущей в переулок, там нет охраны, и быстрее, быстрее! Кутаясь в покрывало, теряя слетающие тапочки, Мира бежала в рассвет сквозь просыпающуюся столицу, надеясь, что по раннему времени никто ею пристально не заинтересуется и не попытается остановить. Потому что не каждый день по улицам Либреса бегают полуголые девицы. А если бегают, то самим своим видом заявляют о принадлежности к разряду дам… полусвета, так скажем. И необходимости лишний раз с ними церемонится нет. А вот настырно и насильно предложить им соответствующее положению времяпрепровождение желание найтись вполне может. И искать в таких случаях бывает некого, Мире доводилось читать о пропавших без вести молодых девушках разных сословий, которые выкрадывались торговцами живым товаром и пропадали навсегда. Потому она так и торопилась добраться до единственного места, где ее могли выслушать и предоставить защиту – в королевский дворец Партонии.

Столичная приемная короля Карлуша Эдуарду Ди Виэйра IV, хоть и начинала работу с десяти утра, но охранники сжалились над умученной хромающей Мирой и разрешили ей подождать внутри присутствия до прихода законного представителя Его Величества, даже умудрились организовать ей кружку горячего чая. Пришедший на службу Жуан Энрике Франка сначала долго не хотел Мире верить, потому что у нее не было с собой ничего, даже личной пластины3, зато вид был… н-да, своеобразный у нее вид был. Поэтому он быстро сообразил, как снять с себя ответственность и составил первичную жалобу на действия барона Загалу, после чего и направил полусонную Миру в сопровождении стражника в королевский лазарет, пусть там ее медикусы осмотрят и вынесут решение о правдивости ее заявлений.

После первичного осмотра дежурным интерном к Мире пригласили аж самого Жуана Витора Лобу – главного королевского медикуса, который только ахал и ругался сквозь зубы, обнаруживая ее очередную рану или ссадину. А потом, обработав повреждения, велел ей выпить снотворный эликсир и пообещав сегодня же предоставить королю подробный отчет, оставил ее засыпать под присмотром взволнованной немолодой монахини-викентианки.

Мира так и не смогла понять, почему она проснулась. За окном было темно, единственная маголампа у кровати светилась вполнакала, пожилая монахиня мирно дремала в кресле, а ее саму снедало странное беспокойство, требовавшее куда-то идти. Покрутившись в разные стороны,