Женщина – очевидно, мама девочки – сидит у изножья постели, покрасневшие глаза расширены до предела. Матери – беседовать с ними самое тяжелое в работе психолога.

– Не возражаете, если я открою шторы? – для проформы спрашивает Кэтрин и, не дожидаясь ответа, дергает за шнур. Яркий свет заливает палату.

Мать явно успокаивается, услышав, что нездоровый сон могли вызвать психологические факторы – как будто расстройства психики лучше физиологических.

– Хотите сказать, она в действительности не больна? – уточняет женщина.

– Я этого не говорила, – отзывается Кэтрин.

По словам врачей, давление у девочки в норме, пульс тоже. Все как у первой пациентки, которая умерла. Никаких симптомов, кроме глубокого сна. С виду девочку может разбудить малейший шорох, легчайшее прикосновение.

Кэтрин наблюдала аналогичные случаи, спровоцированные кататонической депрессией и внезапными трагическими известиями. Когда жизнь рухнула безвозвратно, остается последнее средство – закрыть глаза.

Кэтрин забыла имя девочки, но спрашивать уже поздно.

– У нее случались приступы беспокойства, депрессии? – обращается она к матери больной.

Та ожесточенно мотает головой. Впрочем, родители – не самый надежный источник информации.

Левая рука девочки согнута в локте и сжимает Библию, как будто Священное Писание передается в душу через кожу.

Внезапно с губ девочки срывается слабый звук.

Мать подскакивает:

– Ребекка?

Веки начинают трепетать.

У человека здорового подобное движение глаз – верный признак «быстрого сна», особо восприимчивого к сновидениям. Однако без дополнительных тестов нельзя сказать наверняка. Кэтрин назначает МРТ и обещает приехать через два дня.

Когда Кэтрин возвращается в Лос-Анджелес, дочка уже спит, няня читает на диванчике. Однако вскоре после полуночи малышка с криком просыпается – и так каждую ночь на протяжении целого месяца. Кошмары – обычное явление в ее возрасте.

Девчушка долго не успокаивается.

– Мамочка, – шепчет она на ухо Кэтрин, в свете ночника ее щечки круглые, как луна. – У меня что-то с гла́зками.

– А поточнее?

Трехлетняя малютка крепко обнимает маму за шею.

– Когда я закрываю глазки, то вижу всякую бяку.

– Это сны. Помнишь, я рассказывала.

Сущее безумие, заявила однажды мать Кэтрин: родить без мужа, да еще целенаправленно. День за днем Кэтрин мучает страх совершить ошибку.

Но втайне ей нравятся эти мгновения: она любит ощущать тепло крохотного тела и чувствовать горячее дыхание на своей щеке, простая терапия – беседа и нежные объятия в темноте.

– Сегодня мне снилось, что у меня из-под кожи выползают змеи, – доверительно рассказывает кроха.

– Ух ты! – поражается Кэтрин. – Я бы сама испугалась до смерти.

Одна ее пациентка тоже видела змей, только наяву. На снимках МРТ мозг спящего человека почти не отличается от мозга шизофреника.

Поразительно, но по сути большинство детских страхов – лишь естественная реакция на повседневные события.

Две песенки, массаж спины – и дочка снова засыпает.

Кэтрин идет к себе и слышит писк эсэмэски: в кому впала третья девочка с того же этажа общежития.

На рассвете профессор биологии из колледжа Санта-Лоры отправляется на прогулку в лес. Седой, с короткой стрижкой, в пиджаке десятилетней давности и туристических ботинках – зовут Натаниэль. Он не берет с собой ни собаку, ни телефон, лишь термос кофе и пластиковый мешок.

Небо ясное. Прохладно. В кронах заливаются птицы: голубые и черноголовые сойки, гаички.

На повороте тропа упирается в вытесанную из бревна скамейку. Совсем скоро Натаниэль приведет сюда первокурсников, чтобы наглядно продемонстрировать уникальность местной флоры: сложную корневую систему сосен, короедов, вместе с засухой методично уничтожающих лес, а в конце, вишенкой на торте, «дерево-зомби».

Название этому старому пню Натаниэль придумал специально для студентов. Ни ствола, ни веток, ни листвы – просто выщербленный пень, однако каким-то чудом он живет. Островки зелени в изломах коры – хлорофилл – доказательство непрерывной жизни, словно останки дерева умерли, но одновременно продолжают жить.

«Как такое возможно?» – заинтересуются студенты, не все – умное меньшинство. Натаниэль проводит занятия в лесу уже много лет. Мало кто знает, что деревья способны сообщаться друг с другом, передавать химические послания по воздуху, а иногда они помогают своим собратьям выжить.

– Сородичи не дают пню погибнуть и передают питательные вещества ему в корни, – объясняет тогда Натаниэль.

Профессор натыкается на знакомое скопление темного стекла. Пивные бутылки. Для этого он и принес пакет.

Натаниэль не осуждает студентов за попойки и неизменную тягу пьянствовать в лесу, среди желтых сосен и толокнянок – все лучше, чем отираться в общежитии. Горы и звезды – компания куда более приятная. На лоне природы обретаешь уединение. Но оставлять мусор уже перебор – ребята взрослые, вполне могут прибрать за собой.

Натаниэль начинает собирать бутылки, как вдруг замечает неподалеку распростертый на земле силуэт. Паренек в армейской куртке, темных джинсах и теннисных туфлях лежит ничком на палой листве.

– Эй, парень! – окликает его Натаниэль.

Он садится на корточки, трясет спящего за плечо. От парня разит алкоголем, изо рта вырывается пьяный храп. Натаниэль застегивает ему куртку и поворачивает голову набок, чтобы парнишка не захлебнулся в собственной блевотине.

Уже из дома вызывает полицию:

– Там, в лесу, какой-то мальчик перебрал и не просыпается. – Он сообщает диспетчеру координаты. – Может, ему просто надо проспаться, но я подумал, вас лучше предупредить.

Овсянка. Апельсиновый сок. Пилюли от повышенного давления. Дочка Натаниэля списывает все на стресс. «Горе – тоже стресс», – говорит она по телефону из Сан-Франциско. «Как и возраст», – упрямо отвечает профессор. Все живые существа обречены на угасание.

Он открывает блокнот. Кто-нибудь другой назвал бы его дневником, но только не Натаниэль. Блокнот совсем маленький и легко помещается в ладони, эдакий компактный ежедневник на пять лет, где каждому дню отводится по строчке.

«Какой в том прок? – изумлялся Генри. – Что можно выразить одним предложением?»

Однако Натаниэлю это нравится – как будто отделяешь зерна от плевел, выхолащиваешь морскую соль из воды, как будто наслаждаешься совершенством простейшего химического уравнения. Он пишет быстро, особо не задумываясь – суть, привычка, действие: «Вчера навещал Генри. Идет на поправку, почти не кашляет».