Примерно так же, как и в Лондоне, меня встречали в других странах. В аэропорту Нью-Йорка у стойки паспортного контроля собралась целая группа офицеров полиции и ФБР, чтобы поглазеть на прибывшего из Москвы офицера КГБ. А в амстердамском аэропорту сотрудники службы безопасности встретили меня прямо у трапа самолета, и до самого выхода из аэропорта я шел в их сопровождении.

А разве можно забыть встречи и беседы с бывшими директорами ЦРУ У.Колби, Р. Хелмсом и С. Тернером, бывшим заместителем директора ЦРУ Р.Клайном, бывшим начальником французской военной разведки и контрразведки П.Пайолем, бывшим начальником итальянской военной контрразведки А. Вивиани? А прием, оказанный мне в штаб-квартире ФБР в Вашингтоне? Когда и при каких условиях у меня еще могли быть такие контакты?!

Особенно запомнилась встреча с У.Колби, которая произошла в феврале 1990 года в Вашингтоне. Наши британские партнеры по фильму о К.Филби (это была совместная постановка) позвонили ему, договорились о встрече и предупредили, что интервьюировать его будет сотрудник Пресс-бюро КГБ. В назначенный день и час съемочная группа приехала к У.Колби домой. Здороваясь со мной, он сказал, что навел обо мне справки в своем бывшем ведомстве, получил хорошие отзывы и поэтому будет рад побеседовать с достойным офицером советской разведки. Не скрою, мне было чрезвычайно приятно получить такую оценку из уст нашего бывшего противника!

Случались и по-настоящему анекдотичные эпизоды. В мае 1990 года я снова побывал в Англии, и меня пригласили на «Русскую службу» Би-Би-Си в популярную передачу Н.Черновой «Аргумент». В ходе этой передачи Н.Чернова, в частности, спросила:

«КГБ очень долго занимался дезинформацией. Почему вы думаете, что сейчас вам можно верить?»

Я ответил так: «Нам можно верить потому, что мы и раньше говорили правду, но, может быть, она воспринималась как дезинформация потому, что мы ее ничем не подкрепляли. Были только слова, которые можно было оспорить. Сейчас мы каждое слово, сказанное нами, готовы подтвердить документально. Мы сейчас открыли ряд архивных документов, мы готовы их показать. Это и является гарантией достоверности того, что мы сейчас говорим.

В конце передачи Н.Чернова спросила:

«Би-би-си в СССР глушили в течение многих, многих лет. Сейчас глушение снято, и мы с вами можем спокойно общаться. Скажите, пожалуйста, не может так получиться: придет какой-нибудь генерал и прикажет нас снова глушить. Как бы вы реагировали на это?»

«Вы знаете, я просто представить себе этого не MOIY сейчас, — ответил я. — Я думаю, что процесс перестройки, который начался в СССР, идет необратимо. Что касается того, как бы я на это отреагировал, то этот поворот, не дай Бог, чтобы он случился, противоречил бы моим убеждениям — тому, ради чего я сейчас работаю… Я был бы глубоко несчастлив, если бы какой-то генерал сделал то, о чем вы говорите. Я хочу верить в то, что перестройка необратима, хотя я трезвый человек, достаточно поживший на свете, и понимаю, что и всевозможные зигзаги могут быть. Но я думаю, что все-таки надо надеяться. Это важно и для нас, и для вас, чтобы этот процесс был завершен. В противном случае всем будет плохо».

Вернулся я в Москву, и вдруг вызывают в секретариат КГБ, показывают сводку радиоперехвата этой передачи и говорят, что Би-Би-Си осуществила провокацию, что какой-то человек от моего имени «вещал из-за бугра» и т. п. Как выяснилось, в секретариате не знали, что я побывал в Англии. Пришлось их успокоить, что это никакая не провокация, что это я сам выступал на Би-Би-Си.

Кстати, надо заметить, что все годы работы в ЦОС я во избежание каких-либо недоразумений (мало ли что кому взбредет в голову) всегда записывал на диктофон все свои публичные выступления и храню эти записи до сих пор. Вот в такой непростой обстановке приходилось работать тем, кто прокладывал дорогу гласности!

Но запомнилось не только то, что удалось сделать, но и то, что по каким-то причинам не удалось. С особым сожалением вспоминаю сейчас несостоявшуюся полемику с О.Калугиным в программе В.Молчанова «До и после полуночи». Несколько лет назад Молчанов подготовил ретроспективу этой некогда популярной программы и рассказал, как было организовано первое появление О.Калугина на ЦТ, когда он выступил с яростными нападками на КГБ. Как якобы поздним вечером О.Калугин, предварительно оторвавшись от слежки, тайно, с соблюдением чрезвычайных мер предосторожности проник в здание телецентра и неожиданно появился на экранах телевизоров.

В действительности все было совсем не так. Около четырех часов дня В.Молчанов позвонил в КГБ и сообщил, что вечером он приглашает к себе в студию О.Калугина. Он сам предложил участвовать в этой передаче кому-нибудь из сотрудников КГБ, который смог бы вступить в полемику с О.Калугиным и тем самым обеспечить соответствующую объективность при обсуждении острых тем.

На созванном в Пресс-бюро совещании я предложил свою кандидатуру, потому что хорошо знал О.Калугина (он когда-то был моим начальником в Управлении «К» ПГУ), был уверен, что смогу достойно ему противостоять. Пока вопрос о моем участии в передаче согласовывался с руководством КГБ, я на дежурной машине успел съездить домой и переодеться. Весь вечер с интервалом в час в КГБ звонили от В.Молчанова и интересовались, будет ли кто-то из Пресс-бюро выступать в прямом эфире. Все это время я тоже находился во взведенном состоянии, обдумывая возможные варианты полемики с О.Калугиным. И только в 20 часов В.Молчанову был дан отрицательный ответ, он провел встречу с О.Калугиным без всяких оппонентов, и тот плел все, что ему вздумалось, не опасаясь никаких опровержений.

До сих пор жалею, что руководство КГБ не разрешило мне участвовать в этой передаче. Кто знает, может быть, отношение к О.Калугину было бы совсем иным, если бы мне удалось выступить в качестве его оппонента!

Я ни в коем случае не собираюсь идеализировать работу Пресс-бюро в 1988-90 г.г. Но, несмотря на все проблемы и трудности того периода, все же считаю, что именно к середине 1990 года был достигнут самый разумный и высокий уровень открытости и гласности в работе КГБ, потому что никогда ни до, ни после этого не было проведено столько пресс-конференций, встреч с народными депутатами, в трудовых коллективах и учебных заведениях, различного рода тематических выставок, всевозможных дискуссий, сделано столько телевизионных программ, снято документальных фильмов, опубликовано очерков и статей, рассекречено различного рода исторических и оперативных документов, как тогда. Это был действительно «золотой период» в деятельности Пресс-бюро, и несомненная заслуга в этом принадлежит В.С. Струнину.

При этом надо отметить, что столь высокий уровень открытости и гласности ни тогда, ни сейчас даже не снился зарубежным спецслужбам, что подчеркивали журналисты всех стран. Мне неоднократно приходилось выслушивать «претензии» со стороны наших коллег из соответствующих подразделений зарубежных спецслужб, когда они упрекали нас в том, что мы, активно и продуктивно работая со СМИ, ставим их в крайне затруднительное и деликатное положение, потому что они не могут ответить тем же и поэтому постоянно подвергаются критическим нападкам со стороны своих СМИ и общественных институтов.