А Тюлька слушал, забыв про мясо, не замечая, как вспрыгнувший огонек прожигает дыру в калоше.

А потом дядя рассказывал стихи, видимо, и его пробрало, мужики на трезвую голову стихи ведь никогда не рассказывают. Стихи. Что-то про ночь, про дождь и ветер, про одиночество, про залетевшего в дом ворона — вестника мрака.

Чугуну дядя привез ремень. Утверждал, что реальный «GUCCI», вроде как купил у настоящего бутичного дилера, который втихаря приторговывал стоками.

Аксён получил телефон. Телефон ему был совершенно не нужен, Ломы не входили в зону покрытия, один Чугун умудрялся звонить через хитрую проволоку. но дяде спасибо он сказал. Решил, что как только дядя свалит, он загонит аппарат в городе.

Матери тоже что-то привез, она не показала.

Тюльке подарил большой резиновый шар с ушами сверху, шар можно было надувать, а потом на нем прыгать на манер лягушки. И Тюлька шар немедленно надул и принялся скакать по двору, врезаясь в покрышки, переворачиваясь и веселясь всячески. В конце-концов, воткнулся в колодец и сильно стукнулся лбом.

— Если взять четыре таких штуки и связать, то можно до Волги добраться, — радостно крикнул он.

Аксён представил, как Тюлька плывет на надувных шарах в Волгу. Красиво представилось.

— В будущем у машин будут круглые колеса, — заявил Тюлька.

— А сейчас они что, квадратные?

— Нет, ты не понял, они будут как шары. Как вот это.

Тюлька снова оседлал шар и пустился прыгать.

— Где дядя?

Тюлька махнул в сторону леса.

— Там. Что-то устраивает. Варит что-то.

Аксён решил посмотреть. Двадцать пятое. Только начало. Самое начало, каникулы вчера начались. Надо заполнить дни чем-нибудь. Дурацкими делами и ненужными разговорами. Что-то делать и с кем-то разговаривать. Как можно меньше думать.

Потому что так быстрее.

Дядя устроился основательно. Расчистил полянку двадцать на двадцать, натаскал покрышек и ящиков, ведра валялись, тазы старые, из битых кирпичей сложено что-то вроде печки. На печке красовался чугун, наполненный песком, на чугуне турка с длинной ручкой.

Дядя Гиляй варил кофе.

— Здравствуйте, — сказал Аксён.

— Привет, — дядя был бодр, — сегодня отличный день. В этот день четыре года назад…

Дядя замолчал.

— Кофе у вас вкусно пахнет.

— Кофе, точно, — дядя Гиляй углубил турку в песочные барханы. — Настоящий. Сто грамм — пять тысяч рублей.

— Сколько? — не поверил Аксён.

— Пять, — Гиляй продемонстрировал руку. — Один дружбан угостил. Он в Москве работает, в Барвихе. Слыхал?

— Не…

— Ну и ладно. Хозяева на даче оставили. А у них правило такое — что забыто или оставлено — все техперсоналу. Один раз телефон за штуку баксов оставили — так только симку потом взяли, а телефон дружбану. Аристократия, блин. Ты пей.

Аксён попробовал.

Это был не кофе. Вернее, это был кофе, а все, что пил Аксён раньше, кофе безо всякого сомнения не являлось. Это…

— Вкусно?

— Ага. Прямо… Ну, не знаю.

— Элитный сорт. Реально элитный. Короче, он растет в Африке, ну, на обычных кофейных кустах. Или деревьях, не знаю, на чем он там растет. И когда он поспевает, прибегают местные суслики. Или белки… Так вот, эти белки жрут зерна, но не разжевывают их, прямо так глотают, чтобы голода не чувствовать. Само-собой, эти зерна не перевариваются, и на следующий день выходят естественным путем. И тут же хитрые берберы их собирают, сушат, а потом жарят. Получается очень дорогой кофе, для ценителей.

— Так это что? — Аксён брезгливо поболтал чашку.

— Ага, — подтвердил дядя Гиляй. — Он от этого приобретает необычные вкусовые свойства.

— Это какашки сусликов?

— Ты говорил, что вкусно.

— Вкусно, — грустно согласился Аксён.

— Ну, и не обращай…

Дядя замолчал и принялся чесать подбородок, его явно посетила какая-то идея.

— Я вот что думаю, — сказал он через минуту. — Вот… Вот если купить, допустим, мешок кофейных зерен, ну, в той же Костроме, обжарить их как следует, и заставить Вячеслава их глотать…

— Что?! — сморщился Аксён.

— Шучу-шучу, — успокоил дядя. — Шутка. Пей кофе, давай подгорячу.

Аксён протянул кружку. А что, где-то там ведь едят какие-то ласточкины слюни или еще что такое, и клопов каких. Кофе из беличьих какашек…

— Дядя, а что вы там рассказывали вчера… Ну, стихотворение. Про ворона.

— А, это… — дядя Гиляй почесал уже лоб. — Я шепнул, друзья сокрылись вот уж многие года… ты-ры-пыры ты-ры-пыры как надежда навсегда, ворон каркнул, ворон каркнул, ворон каркнул никогда… Не помню, как его звали, писатель и поэт.

— Поэт?

— Ну, и поэт тоже. Он сошел с ума и утопился. А может, под поезд бросился. Под бронепоезд.

— И умер?

— Конечно. Кто же после поезда выживает… А ты стихи сочиняешь?

— Да не…

— А что так? — удивился Гиляй. — Все нормальные ребята сочиняют стихи. Я вот сочинял. Когда был влюблен. Глупые, конечно…

— Я тоже сочиняю, — вдруг признался Аксён.

— Про любовь?

— Про Робинзона Крузо.

Дядя икнул от неожиданности.

— Интересная тема… — сказал он. — Необычная… Никогда… Может, прочитаешь что-нибудь.

— Да я больше не сочиняю…

— Ну, из раннего тогда. Наверняка это очень познавательно.

— Ну да…

Аксён принялся вспоминать. Стихи про Робинзона Крузо он бросил сочинять год назад и с тех пор ничего не создал. Но старое помнил.

— Ладно, прочитаю, — сказал Аксён. — Только смеяться не надо.

— Не буду, — заверил дядька. — Стихи — это вообще не повод для смеха, стихи — это трепет души. Давай, Иван.

Аксён вздохнул и пробубнил:

У Робинзона Крузо

Имелась аркебуза

А также барабан

И Пятница — болван

Аксён замолчал, взглянул на дядю — одобряет или нет? Понять по лицу было трудно.

— Мне кажется, лучше так — «И Пятница — баран», — сказал дядя. — Может быть. Я не очень разбираюсь, если честно. Знаешь, я однажды немного… Ну, короче, попал. И там была «Карманная поэтическая библиотечка», я ознакомился… Два раза. Послушай, Иван, ты мне кастрюлю старую принеси, ладно?

— Зачем?

— Свинец плавить буду.