Во-вторых, со всех семи разномастных трибун открывался удивительный вид на газон, который многих заставлял протирать глаза. Поле на «Андерхилле» было наклонным. Левый край крытой стоячей трибуны вмещал на три ряда меньше, чем правый, мяч катился по газону в одну сторону намного быстрее, чем в другую, и матчи на «Андерхилле» всегда проходили с соблюдением разных ритуалов и хитростей, которые должны были позволить «Барнету» получить хоть какое-то преимущество над соперниками. Например, хозяева всегда разминались на той половине поля, где мяч катился навстречу игроку, а второй тайм предпочитали играть под горку, чтобы быстрее добираться до чужих ворот. Кроме того, перед началом матча игроки «Барнета» всегда выстраивались на более высокой половине, чтобы казаться выше и убедительнее соперников. Эти приемы помогали им спасаться от вылета из четвертого дивизиона в трех сезонах подряд, с 2010-го по 2012-й.

Когда к покатому полю привыкли более-менее все соперники и «Барнет» уже одной ногой вылез за пределы профессиональной лиги, в Северный Лондон приехал трехкратный чемпион Италии, победитель Лиги чемпионов и полуфиналист чемпионата мира – знаменитый голландец Эдгар Давидс, лютый опорный полузащитник по прозвищу Питбуль, который решил вернуться в футбол и спасти клуб в должности играющего тренера. Я приехал посмотреть на боевого коротышку в очках и с дредами осенью 2012-го: «Барнет» играл с командой «Аккрингтон Стэнли», футболисты которой в первые полчаса матча боялись даже приблизиться к Давидсу: он сразу же срубил одного жестким, но чистым подкатом, а попытки вступать в отбор пресекал быстрым своевременным пасом. Голландец успевал отправлять вингеров «Барнета» в забеги по флангам (которые, впрочем, всегда заканчивались неточными подачами) и оберегать бестолкового опорного полузащитника своей же команды от любых контактов с мячом или соперником – иначе того удалили бы еще до перерыва.

За пару месяцев до того я видел, как за ФК «Уэмбли» играет 46-летний Клаудио Каниджа. Благородно постаревшего аргентинца хотелось немедленно перевезти из Северного Лондона в Неаполь, поставить против него таких же седеющих ветеранов и часами любоваться породистым футболом рубежа 90-х. При взгляде на Давидса не мечталось ни о чем – напротив, промозглым вечером пятницы на лондонской окраине 39-летний футболист выступал в роли лидера команды четвертого дивизиона, и в этом не было ничего ностальгического. Когда безголового опорника заменили, а «Барнет» пропустил, Давидс продолжал в одиночку гонять соперников по полю – и сам не заметил, как получил две желтые карточки. Болельщики «Барнета» аплодировали удаленному капитану так восторженно, будто в четвертый раз подряд спаслись от вылета.

Обычно похожие истории просто восхищают – например, как чемпион мира и Европы Давид Трезеге тянул аргентинский «Ривер Плейт» обратно в высшую лигу, а лучший игрок Евро-2008 Маркос Сенна оставался в сегунде спасать «Вильярреал», – но случай с Давидсом добавил им какое-то совершенно новое измерение. Великий игрок с завидной карьерой перешел в клуб, где нужно молча брать лопату и разгребать все, что прикатилось по наклонному газону «Андерхилла», и вложил в это занятие столько же страсти, самоотдачи и убийственной простоты исполнения, что и во всю свою карьеру. Давидс в «Барнете» был настоящим героем рабочего класса, но такие истории не всегда заканчиваются хеппи-эндом: клуб в итоге все-таки вылетел в пятый дивизион и покинул удивительный, но мало пригодный для футбола стадион с семью трибунами и покатым полем. Теперь там играет команда по регби.

Год на Клондайке в разгар золотой лихорадки позволил Джеку Лондону накопить сюжетов и образов на целую литературную карьеру. Три месяца в городе, с которым писатель делил фамилию, привели к появлению его лучшей публицистической работы – книги «Люди бездны», сборника очерков о жизни Ист-Энда, самого турбулентного лондонского района в XX веке. К приезду Лондона Ист-Энд представлял собой хмурый, бедный, опасный, но уже довольно большой пригород, когда-то присосавшийся к Сити после сноса построенной еще римлянами городской стены. Ист-Энд был печально известен преступностью, проституцией, пьянством и родившейся из перечисленных проблем страшной историей Джека-потрошителя. Здесь оседали первые масштабные волны иммиграции: еврейской, китайской, восточноевропейской; здесь же в свое время отсиживались Ленин, Сталин, Троцкий и другие протокоммунисты. Выходец из калифорнийской бедноты, Джек Лондон приехал сюда именно для того, чтобы посмотреть, как живет угнетенный пролетариат, но реалии Ист-Энда потрясли даже его.

«Трудно описать хотя бы десятую долю того, что я увидел. Для многого просто не подыщешь слов. Могу сказать только, что это было нечто кошмарное – какое-то сборище отбросов человечества; это был зверинец, где расхаживали двуногие в брюках и юбках, лишь отдаленно похожие на людей, а в остальном скорее звери. Картину дополняли стражи в мундирах с медными пуговицами, наводившие порядок, если в зверинце начинали вести себя слишком беспокойно», – очевидно, что Лондон был шокирован, и этот шокирующий эффект Ист-Энд в каком-то смысле производит до сих пор. До Второй мировой войны тут шумели анархисты и британские фашисты, после войны начался приток иммигрантов из Южной Азии, появился Банглатаун и сопутствующие любому массовому переселению проблемы, которые удалось погасить лишь ближе к концу века. В 60-е лондонские власти стали застраивать район огромными бетонными многоквартирными домами в стиле брутализм, которые потрясающе выглядели, но были совершенно не приспособлены для жизни и постепенно превратились в очаги социального напряжения.

Ист-Энд редко мог похвастаться качеством жизни, зато ее интенсивность привлекала и туристов, и предпринимателей, и богему. В начале 90-х улица Брик-лейн с блошиными рынками и индийскими ресторанами стала главной местной достопримечательностью, на месте бывших доков на Темзе построили новый финансовый центр Лондона с гигантскими небоскребами, а фильмы Гая Ричи «Карты, деньги, два ствола» и «Большой куш» официально сделали Ист-Энд частью поп-культуры – и там, где раньше жили гангстеры, поселились хипстеры. Восточный Лондон, границы которого заметно продвинулись дальше по течению Темзы в сторону моря, остался непричесанным, буйным, стремным районом, просто теперь его контрастный портрет стал еще более контрастным. Разумеется, Ист-Энд никак не мог обойтись без своей футбольной истории, перекликающейся с судьбой района: порой она была полна ужаса и отвращения, а порой – счастья, славы и богатства.

Главным футбольным клубом Ист-Энда всегда был «Вест Хэм Юнайтед». Стадион «Болейн Граунд», он же «Аптон Парк», находился в паре миль за чертой формальной границы района, но здесь плевать хотели на формальности: клуб основали рабочие кузнечного цеха в доках Темзы, так что его аутентичность никто не ставил под сомнение. Болельщики «Вест Хэма» также ассоциировали себя с другим важным для Восточного Лондона понятием – кокни. Это слово обозначало и людей, родившихся в пределах слышимости колокольного звона главной церкви Ист-Энда Сент-Мэри-ле-Боу, и деревенский задиристый акцент. Также у кокни в ходу был рифмованный сленг: вместо beer (пиво) они говорили pig’s ear (свиное ухо), вместо milk (молоко) – satin and silk (атлас и шелк), и это еще самые простые примеры. Так вот, колокола Сент-Мэри-ле-Боу фигурируют в одной из фанатских песен, а сама команда даже попала в сленг кокни: «Нервы – „Вест Хэма“ резервы» (nerves – West Ham reserves).