«От: Фионы Уэлш, 1, Стрэнд-стрит, Малахайд».

Стоп, стоп… Кажется, именно так звали убитую девушку, спохватился Найалл, ту самую, которая погибла в тщетной попытке защитить свою младшую сестренку Рошин? Нет… невозможно. Наверняка чей-то дурацкий розыгрыш, решил он. Внезапно горло у него перехватило — на какое-то мгновение Найаллу показалось, что он вдруг разом разучился дышать. Его мозг решительно отказывался переварить полученную информацию. Что делать с этим письмом, лихорадочно гадал он. Может, попросту сунуть его обратно в кучу да и забыть обо всей этой чепухе? Или порвать? А что потом? Дрожать от страха при мысли, что его могут счесть соучастником? Ледяные пальцы ужаса вдруг стиснули сердце парня. Внезапно сообразив, что он непроизвольно прижал к груди пухлый конверт, Найалл наконец решил выбрать третий вариант — тот самый, который, как правило, способен сыграть дурную шутку с тем, кто выбирает именно его, а не первые два. Найалл лукавил — он напомнил себе, что в таком деле нельзя действовать очертя голову, нужно хорошенько подумать прежде, чем принимать какое-то решение. Все это говорило только об одном — в глубине души он гораздо сильнее испуган тем, что может скрываться там, внутри этого страшного письма, чем ему хотелось казаться. Поэтому он быстренько вылез из этой клетки, которая в его представлении моментально превратилась в тот самый страшный, зачарованный лес, словно сошедший с его же собственного наброска, и поспешно бросился к своему столу.

Открыть его… распечатать его немедленно! Конечно! Что может быть естественнее этого?! Однако в следующую минуту свет от настольной лампы, той самой, что Найалл совсем недавно «приватизировал» из тайничка мистера Райчудури, упал на конверт, который он сжимал дрожащей рукой, выхватив из темноты такое, что почтальон мгновенно застыл, точно пригвожденный к месту. На конверте не значилось ни имени, ни адреса получателя — именно поэтому его, скорее всего, и отправили в корзину. В углу конверта было торопливо нацарапано от руки:

«Кому угодно, Почтовое отделение, Таунъярд-Лейн, Малахайд».

Найалл опять повернул конверт обратной стороной вверх и снова принялся разглядывать его с той же тщательностью, с какой огранщик изучает попавший в его руки необработанный алмаз. Теперь он ясно видел, что эта вторая, выглядевшая намного тревожнее, запись была добавлена позже первой — скорее всего, незадолго перед тем, как письмо отправили. Вероятно, оно попало под дождь и многие буквы расплылись от воды, но разобрать запись не составило никакого труда. Холодок пополз по спине Найалла… Это была мольба, предсмертная просьба приговоренного, понимающего, что жить ему осталось считаные дни, последний отчаянный вопль об отмщении, обращенный к миру живых. Спотыкающимся, корявым почерком внизу было написано:

«Мы уже почти мертвы. Прочтите это — и помните о нас!»

Дойдя до этого места, Найалл вдруг почувствовал, что у него трясутся поджилки. Словно чья-то ледяная рука коснулась его волос, по спине поползли мурашки. Конечно, он читал газеты и был в курсе той кошмарной истории, которую журналисты уже успели окрестить «смертельной схваткой на втором этаже» — там, где умирающая Фиона нашла в себе достаточно сил, чтобы расправиться с чудовищем, скрывавшимся под личиной добродушной немолодой женщины. Мог ли Найалл не выполнить ее предсмертную просьбу? Дрожащей рукой он чуть надорвал конверт и уже успел заметить что-то темное, мелькнувшее внутри, когда услышал позади себя чей-то тяжелый топот, и негодующий рев за спиной заставил его поспешно обернуться.

— Надеюсь, вы будете столь любезны, мистер Клири, и объясните мне, что все это значит?!

Подпрыгнув от неожиданности, Найалл испуганно шарахнулся в сторону. И было от чего — над ним нависла могучая, внушающая благоговейный страх фигура его величества старшего почтмейстера Райчудури. К несчастью, при виде его темного, тщательно вычищенного и застегнутого на все пуговки форменного мундира почему-то невольно приходил на память скорее не в меру ретивый служащий муниципальной парковки, чем бравый офицер, на которого ему так хотелось походить. Его высокая, аскетичная фигура мгновенно разрезала маленькую комнатку надвое. Аккуратно наманикюренный палец начальника почты указывал на пол, до сих пор заваленный разлетевшимися листками бумаги. Грозный мистер Райчудури держался так, будто мог одним движением бровей повелевать легионами — глядя на него сейчас, трудно было поверить, что под началом у него всего лишь двое мелких служащих, да еще миссис Коди, давно уже не появлявшаяся на работе по причине какой-то неведомой хвори.

— Позвольте заметить, мистер Клири, что ваше отношение к работе давно уже внушает мне озабоченность. Кстати, могу я узнать, что вы делаете здесь так поздно?

— Просто рисую, сэр.

— Опять?!

— Боюсь, что да, сэр.

Мистер Райчудури теперь стоял так близко, что Найалл мог отчетливо видеть ремень с пряжкой, который тот унаследовал от своего прапрапрадедушки, того самого, который в свое время «отбил у Аюб Хана все его пушки», а было это в середине 1880-х годов, в период одного победоносного сражения времен второй Афганской войны, когда этот знаменитый правитель поднял свой народ против англичан. Как-то раз даже грозный начальник почты снизошел до того, что вынул из бумажника выцветшую на солнце фотографию и показал ее всем своим служащим. Найалл хорошо помнил этот снимок — мужчина, имевший несомненное сходство с мистером Райчудури, в роскошном тюрбане, держа в руках устрашающего вида пику, сидит верхом на великолепном жеребце. Найалл тогда еще удивился, как это бедняге фотографу удалось сделать вполне приличное фото — потому что у него самого от одного только вида этого вояки по спине побежали мурашки.

— Он был офицером Двадцать третьего бенгальского кавалерийского полка, — гордо объявил мистер Райчудури в расчете на миссис Коди, не проявлявшую к его рассказу ни малейшего интереса. Он всегда до блеска начищал пряжку, чтобы украшавшее ее изображение какого-то сложного гербового щита с девизом «Лучше смерть, чем бесчестье» или что-то в этом роде сияло, как солнце.

Правда, сейчас потомок славного кавалериста беспокоился не столько о героической смерти на поле брани, сколько о том, чтобы на вверенной ему почте царил образцовый порядок. Он разглядывал царивший в конторе хаос с таким скорбным выражением лица, словно проклинал собственное легковерие, заставившее его принять на службу юношу, способного устроить подобный беспорядок, да еще — виданное ли дело! — после закрытия почты. Потом его взгляд упал на открытую дверцу корзины для неотправленных писем, и лицо его потемнело, как грозовая туча, — можно было не сомневаться, что, окажись у него в руке пика его знаменитого предка, уж он бы знал, что с ней делать.

— Какого дьявола?! — загремел мистер Райчудури. — Что это за… — Подскочив к клетке, он тщательно запер дверцу, после чего повернулся и пригвоздил Найалла к земле таким взглядом, что бедняга почувствовал себя под прицелом одной из пушек Аюб Хана. — Отправляйтесь домой! А завтра, как явитесь, зайдите ко мне — сразу же! Вы меня поняли? Думаю, нам с вами есть о чем поговорить… Например, о вашем прискорбном поведении, юноша!