Поскольку мы уже немного с тобой знакомы, думаю, будет только справедливо, если я признаюсь тебе кое в чем. Правда, это трудно… куда труднее, чем объявить о том, что мы — убийцы.

Так вот, это все моя вина. Это я виновата во всем.

Начнем с того, что если бы я в тот день не заметила симпатичного молодого человека, такого невероятно сексуального на этом своем мотоцикле, мы бы до сих пор спокойно спали бы по ночам в своих постелях… в своем доме в графстве Корк. Но стоило мне только встретиться с ним взглядом, как я тут же утонула в темном омуте его глаз… теперь я уже даже не помню, что почувствовала тогда. Это ощущение… о таком я прежде только читала в книгах. Мне доводилось слышать, что опиум обладает такими же свойствами, только это было гораздо сильнее. Когда он посмотрел на меня, я почувствовала одновременно испуг и невероятное облегчение. Думаю, одно то, что даже сейчас я не в состоянии толково объяснить, что я тогда ощутила, уже само говорит за себя.

Потому что Джиму, несомненно, было в высшей степени свойственно то, чему и названия-то нет. Окружавшая его аура будила в душе чувство, представить которое можно только если взять гнев, погибель и соблазн и смешать все это воедино.

И он действительно ввел меня в соблазн… ввел в соблазн нас всех.

Видишь ли, от всего этого изначально веяло чем-то порочным. Ну почему… почему я тогда не проехала мимо? Это уж тебе судить. Так что возьми стул, садись и попытайся помочь мне разобраться во всем. Потому что — Бог свидетель — я до сих пор не понимаю, как это произошло.

Это случилось почти три года назад, в нашем доме в Каслтаунбире. Кажется, в мае. Небо в тот день было чистым, ни облачка — и вдруг я заметила фигуру, склонившуюся над поломанным кроваво-красным «винсент-кометом» 1950 года, мотоциклом, о котором можно только мечтать. Только вот мужчина, разглядывая его, тихонько ругался сквозь зубы. Я ехала на велосипеде, увидев его, чуть сбросила скорость — клянусь, мне даже не пришло в голову, что он меня заметит. Но он вдруг обернулся и уставился на меня. Кроме нас двоих, на узкой улочке не было ни души.

Этот его взгляд… я не забуду его до конца своих дней. Этим взглядом он вскрыл меня, точно сейф, и выпотрошил. Украл мою душу.

IV

Первое, что я услышала от него, было:

— Как вы думаете, эта штука достаточно большая, чтобы выдержать двоих?

Нет, конечно, это было адресовано не мне, а бесстыдно громадному, размером с добрую яхту, желтому «БМВ», едва не задевшему его, когда автомобиль с ревом пронесся по узкой улочке в двух шагах от церкви. Сидевший за рулем турист, чьи номера на машине ясно говорили о том, что он и его увешанная сверкающими побрякушками подружка прибыли из страны с правосторонним движением, притормозив, остановился и высунулся в окно. Грубостью водила мог бы заткнуть за пояс дюжину мясников. Здоровенные бугры мышц, вздувавшиеся у него на руках, когда он небрежно вертел руль, могли заставить задуматься любого, кто не ищет приключений на свою задницу. На запястье здоровяка блеснули устрашающих размеров часы, какие обычно носят дайверы, — разглядывая их, я невольно прикинула, что подобной игрушкой можно пустить ко дну даже «Бисмарка».[9]

— Эй, ты что там вякнул — ты, din skitstovel?![10]

Мотоциклист в потертой кожаной куртке поднял голову, и я заметила, как неяркий солнечный свет заиграл в его янтарных глазах. Страха в них не было. Он выглядел… да, он выглядел победителем. Прежде чем ответить, он помедлил немного, а потом кивнул мне. Навалившись грудью на руль велосипеда, я молча наблюдала за представлением. Даже сейчас я вряд ли смогу объяснить, что тогда прочла в его глазах. Возможно, просто враждебность? Не знаю. Конечно, очень может быть, что на лице его было написано обычное в таких случаях: «А не пошел бы ты!..», но в глазах его скрывалось еще что-то такое, что заставило водителя «БМВ» притормозить. Верзила швед уже открыл было дверцу и даже поставил ногу на тротуар, чтобы выйти из машины, но вдруг, точно наткнувшись на невидимый барьер, остановился.

— По-моему, я задал тебе вопрос.

— Калле, садись в машину! Немедленно! — Хорошенькая блондинка на пассажирском сиденье наклонилась влево и дернула громилу за рубашку. Он слегка качнулся, но удержался на ногах. Широко расставив ноги, он уже повернулся, чтобы снова сесть в машину и мчаться дальше.

Но лишь до той минуты, пока не прочел что-то в глазах молодого парня с мотоциклом.

— Прежде чем огорчить тебя, приятель, — негромко промурлыкал молодой человек, обращаясь к здоровенному шведу, — позволь, я открою тебе один маленький секрет, ладно?

Невозмутимо улыбаясь, мотоциклист подошел к онемевшему туристу, привстал на цыпочки и почти прижался своими невероятными губами к волосатому уху. Опешив, я смотрела на него во все глаза. Он не был ни высок, ни особенно широк в плечах, однако двигался так, будто его тело под черными джинсами и черной футболкой состояло из одних стальных мускулов. Другими словами, этот парень двигался так, словно в его распоряжении была вечность, чтобы прошептать на ухо шведу то, что он собирался сказать. Водитель, сжав пудовые кулаки, уже почти открыл рот, чтобы возразить. В груди у меня екнуло — мне вдруг показалось, что верзила швед сейчас поднимет руку, вцепится парню в волосы, спадавшие ему на плечи — я забыла сказать, что прическа у него была в точности, как у Киану Ривза, — и одним легким движением свернет ему шею. На какую-то секунду я действительно поверила в то, что именно это он и собирается сделать. Презрительная и наглая усмешка, игравшая на губах здоровяка, стала шире.

А потом она вдруг как будто примерзла к его физиономии. Квадратная челюсть верзилы шведа отвалилась, похожая на лопату ручища опустилась.

Конечно, с того места, где стояла, я не могла слышать, что пробормотал ему на ухо этот симпатичный парень с мотоциклом, но рассерженным он не выглядел, это уж точно. Больше того — он даже протянул руку и игриво потрепал вконец обалдевшего шведа по небритой щеке, словно обрадовался, что тот наконец понял. Потом повернулся и, улыбнувшись мне, неторопливо зашагал обратно к своему полуиздохшему красному мотоциклу. А верзила водитель так и остался стоять с отвалившейся челюстью возле своей шикарной тачки, слишком ошеломленный, чтобы почувствовать, что рот у него до сих пор открыт, — видимо, переваривал услышанное. Я и по сей день не знаю, что длинноволосый парень ему сказал, но, очевидно, нечто такое, что напрочь лишило беднягу шведа способности двигаться, пригвоздило его к месту, разом превратив в соляной столб. Могу поклясться, что это так, — я собственными глазами видела, как его девушке пришлось какое-то время дергать его за рубашку, прежде чем он пришел в себя. Я едва не расхохоталась: швед буквально впорхнул в машину — быстрее, чем мои собственные ученики вылетают из класса, едва прозвенит звонок — а потом с силой дал по газам и так стремительно сорвался с места, что на асфальте остался черный след. «БМВ» с ревом обогнул здание церкви и исчез. Больше в городе мы его не видели.