– Понимаю, – задумчиво пробормотал босс, но Костя ясно видел: ни черта он не понимает.

И вряд ли когда-нибудь поймёт, как можно отказаться от обучения такому нужному искусству. Однако объяснять ему Костя ничего не собирался: пока к нему есть вопросы – жизнь гарантирована.

– Почему ты так мало наказал Хо за грубость и бахвальство? – помолчав, задал вопрос комендант и пристально уставился в лицо гостя.

Вот он и прозвучал, тот вопрос, ради которого его сюда привели, и от честности ответа будет зависеть его будущее, понял парень. Вот только накажут или наградят – угадать заранее невозможно. Но отвечать нужно сразу, молчание сейчас вовсе не золото.

– Разве это мало? – хмуро усмехнулся Стан. – Мне показалось, ей вполне хватило.

– Значит, ты все понял… – Комендант оглянулся на дверь и понизил голос: – Но как? Я хотел сказать… чем она отличается от остальных… воинов?

– Я не знаю, насколько это заметно другим, – надеясь не спилить под собой сук, признался Костя, – но у нас в школе занималось много девушек. И хотя кимоно у всех одинаковые и стрижки тоже зачастую короткие, но девчонок через некоторое время начинаешь отличать издали. Они немного не так ходят, не так оглядываются… много всяких примет.

Не объяснять же мрачному боссу, что неусыпный интерес к девчачьим ножкам очень скоро позволил парнишке, не пользовавшемуся особым успехом у представительниц вражьего племени, отличать их со стопроцентной точностью?!

– Что такое кимоно? – Задавая вопрос, комендант думал о чём-то другом.

– Одежда для занятий, немного похожая на ту куртку, какая была на Хо.

Комендант кивнул, не прекращая размышлять о своём, потом испытующе глянул на парня.

– Если я попрошу тебя научить Хо тем умениям, которые ты показал сегодня… согласишься?

– А условия? – сообразив, что не зря босс колебался так долго, вернул вопрос Стан.

– Ты будешь жить в моем доме и есть за моим столом. Кроме того, я буду покупать тебе одежду и выдавать деньги на расходы, – начал перечислять босс, и Костя терпеливо выслушивал его, отлично понимая, что за пряниками последуют и запреты. Не могут не последовать. – Но ты не станешь пытаться совратить мою дочь, – твёрдо закончил речь комендант, – и будешь докладывать мне, если она сама… начнёт с тобой заигрывать.

– Обещаю, – не задумываясь, брякнул Стан, – но меня интересует другое. Что будет с котятами?

– Мы поставим для них в амбаре клетку, и ты будешь их дрессировать. – Как видно, этот вопрос комендант обдумал заранее.

– Нет, это меня не устраивает!

Костя и сам себя не узнавал: куда делись его обычная стеснительность и деликатность, спорит с человеком, который предлагает поистине королевские условия?! Однако намерение босса посадить котят в клетку и оставить в каком-то сарае возмущало его до глубины души.

– Почему? – Кажется, теперь босс рассердился по-настоящему.

– Они же ещё совсем маленькие! Почему им нельзя жить со мной? Я сам буду за ними убирать! – Костя волновался все сильнее.

– Но ведь они звери! А звери должны сидеть в клетках!

– Они ещё малыши. И в клетке точно озвереют, – ещё спорил Стан, а в душе все росло чувство безысходности.

Вот влип, и сбежать некуда.

– Хорошо, попробуем сделать по-твоему, – внезапно сдался босс, с непривычным для себя удовольствием наблюдая, как в глазах странного пришельца вспыхивает живая радость, – но если они кого-то покусают…

– Я сам покусаю этого кого-то, если он полезет в мою комнату, – зловеще пообещал Стан, вызывая на лице своего работодателя весёлую ухмылку.

А и действительно, пускай не лезут!

– Мы отправляемся домой сразу после обеда, и ты едешь с нами, – сообщил парню окончательное решение комендант. – А пока иди, переоденься, скоро обед. Я приказал Мангу приготовить тебе вещи.

Во всём мире осталась только боль. И не просто боль, а БОЛЬ. Раздирающая тело и мозг на части, острая и безжалостная. Она была повсюду – изнутри, снаружи, невыносимая и непрерывная. Он пытался кричать, но рот не открывался, пытался увернуться – всё бесполезно. Кто-то жестокий бездушно кромсал, раздирал и месил его тело.

Его, Костика, которого мама никогда не тронула даже пальцем! А он и заплакать от обиды и боли не мог, слёз не было, как, впрочем, не было и всего остального.

Обрушившийся на парнишку вслед за болью кромешный мрак после пережитого не показался таким уж жутким, как должен был. Просто темнота, успокаивающая и милосердная. Хотя отголоски боли ещё жили в измученном теле, но они уже ни в какое сравнение не шли с тем, первоначально пережитым ужасом. Костик ощущал себя живым и определённо невредимым, непонятно откуда точно зная, что его тело не имеет ни ран, ни переломов.

В какой-то неопределимый момент к этим ощущениям добавились обоняние и слух, а чуть позже – жажда и невыносимый голод. И они становились всё сильнее.

– Пить… – прошептал Костик, и кто-то пока невидимый, но пахнущий солнцем и полынью, поднёс к его губам сосуд с жидкой кашей или супом.

Он глотал жадно, словно не ел уже несколько дней, и испытывал неподдельное счастье от ощущения приятной тяжести в желудке и постепенно разливающегося по телу тепла. Однако ни руки, ни ноги парня пока ещё не слушались, да и глаза упорно отказывались открываться, словно смазанные клеем.

Немного позже тот, кто дал поесть, – Костик узнал его по запаху, – осторожно придвинулся ближе. Почти вплотную.

Запах полыни стал сильнее, послышался тихий шорох, потом вздох, и Костик даже дыханье затаил от внезапного предчувствия чего-то необыкновенного. Удивляясь необъяснимому отсутствию всегдашней своей настороженности и стеснительности.

Узкая и тёплая ладошка осторожно прикоснулась к плечу, смелее прошлась по груди, погладила сытый живот и, немного помедлив, с отчаянной решимостью нырнула за пояс джинсов, оказавшийся почему-то слишком свободным.

Эта мысль удивила Костика, но лишь в первое мгновение. Уже в следующее он забыл про все, даже дышать, кажется, перестал. Про происходившее с ним сейчас парнишка много знал от друзей, ещё больше смотрел снимков и роликов… но испытать вживую не приходилось пока ни разу.

От прикосновения чужой руки к самой сокровенной части его тела Костик задрожал и задышал чаще. Душа трепетала от блаженства и замирала в смятении, сумеет ли он, не оплошает ли, всё-таки первый раз…

Неистовое желание увидеть соблазнительницу заставило снова попытаться разлепить ресницы, но они не поддавались. Тогда Костик осторожно поднял ещё ноющую руку и, облизав палец, протёр слипшиеся веки.

Распахнуть глаза широко не получилось, но и сквозь узкие щёлки парнишка смог рассмотреть совершенно ошеломившую его картину.