— Почему-то, как художник художнику, я тебе не верю, — и Валерий принялся дуть в свисток, пока у впрессовываемого волшебной силой сатанинского оружия в кафель Хляста не потекла из ушей, рта и из зажмуренных глаз кровь. Кровь засочилась даже сквозь поры кожи там, где на щеке был вытатуирован трилистник.

Затем Валерий, мыча все ту же мелодию, подступил к оплывшему телу наказанного спутника и за шиворот переволок свежего мертвеца к больничной тележке. С кряхтеньем, но осторожно, избегая риска перепачкаться в крови, затащил тушу на тележку. Вспомнив, что чуть не забыл на столе шпаргалку, перекатил и разместил поверх Хляста негнущегося Чека. Чек опять не протестовал. В заключение оставшийся в живых накрыл попутчиков простынью, и композиция получила неприличный подтекст.

Валерия, как художника, это не смутило. Повесив фотик на шею, подхватив ноутбук, он вытолкал тележку из операционной. А далее пустил перед собой в обратном направлении. Каждая дежурная лампа в рамках служебного долга освещала сперва быльце тележки, затем торчащие из под простыни четыре ноги — две босые — одна с биркой, две обутые, затем верблюжьи горбы покрытых простынею тел…

Когда компьютер, штатный череп, хрустальный шар и монитор были передвинуты на другой край стола, на прежних местах осталась только бурая, похожая на лисью шерсть, пыль. Пропавшим документом здесь и не пахло.

Часы показывали лишь десять минут десятого, а Матиевна уже пребывала в том градусе бешенства, который обычно настигал ее перед обедом. Мать-перемать, с лихвой хватало пилить себя поедом за вчерашний конфуз на смотре формы одежды, но это — цветочки Бессмертника. Мать-перемать, дело гораздо хуже — у Матиевны со стола пропала крайне опасная бумага, фигурально говоря, не бумага, а фугас замедленного действия силой в тонну тринитротолуола. Мать-перемать!

Дина села ровно с намерением не вставать, пока не успокоится, ведь истериками делу не поможешь… Мать-перемать!.. Обычно для усмирения нервов ей неплохо помогал хрустальный шар, смотришь в него, и будто уносишься далеко-далеко отсюда, картинки наплывают разные: Карелия… Изумрудные пирамидальные ели склоняют лохматые лапы к черной воде… В одном месте вьется рой комаров — кто-то недобрый прячется. Нет, бригада угрюмых мужиков валит лес… Целлюлозно-бумажный комбинат, здесь делают бумагу, которая потом пропадает со стола неизвестно куда!!!

Нет, серьезно надо успокоиться, шар сегодня в ауте, но есть и более заветные средства. Лучше всего Матиевне в достижении пятипроцентной нирваны подсобляло перечисление в уме брачных примет. Первая — кто из молодоженов раньше наступит на ковер в зале ЗАГСа (в церкви во время венчания), тот и будет главой семьи. Вторая — встреча молодых из ЗАГСа, свекровь со свекром подносят им хлеб-соль, каждый из молодоженов должен угоститься, не дотрагиваясь до хлеба руками. Кто откусит больший кусок, тот и будет главой семьи. Третья примета — не дай Бог, если во время бракосочетания, надевая обручальное кольцо, кто-нибудь из супругов его уронит. Очень дурное предзнаменование…

Кажется, чуть полегчало, и Матиевна, прежде чем поднимать большой кипеж, решила в последний раз обыскать родной стол.

Бумажки, да не те: смета на ремонт офиса, «В ресторане „Дворянское гнездо“ заказал „Свинину по-боярски“…» Нормы расхода ГСМ[4]по транспортному отделу, инструкция по использованию средств, необходимых… Отчет о противорусалочьих мероприятиях — «Толку-то, опять ни одной рыбехвостой бабы не поймали!», азбука Морзе для допроса барабашек… Сводка за вчерашний день…

Доклад, который Матиевна должна зачитать перед семерыми полковниками. Может, сюда сунула нечаянно? «…Депрограммирование в 70-х годах нашего века стало в США популярной формой насилия над личностью и очень выгодной формой бизнеса. Суть этого бизнеса принципиально заключается в двух шагах. Первое, распространение среди населения тревожных слухов о какой-либо религии (чаще о новой и немногочисленной) с целью вызвать религиозную нетерпимость и страх за судьбу „адептов“ у их родственников или друзей…» Нет, в эту папку она последний раз заглядывала третьего дня.

Итак, спокойная, будто автомобильный пресс, Дина Матиевна сидела и чесала репу. Из-за двери донеслась смакуемая подчиненными сплетня:

— …Подходит архирей, начинает проверять, подшит ли подворотничок, а тут у этого клоуна из рукава рясы голубь выпархивает! Да еще как капнет с высоты на архирейскую мантию!

Все, дальше рыться бессмысленно. Дина Матиевна встала так, что офисное кресло испуганно отпрянуло из-под вспотевшей попы, и, звучно бряцая бусами, покинула апартаменты. Подчиненные давно приноровились на слух распознавать ее властную поступь, посему за распахнутыми дверями кабинетов все занимались исключительно делом. Здесь раскладывали карты Таро, а там взвешивали на аптекарских весах конфискованные некромашки.

В дальнем конце коридора у выхода с этажа, рядом с запирающимся на волшебное слово турникетом, находился стол дежурного. Главное управление Петербургского департамента ИСАЯ легендировалось для смертных под лабораторию при заводе легких игристых вин и располагалось на третьем и последнем этаже двухсотлетнего особняка. Третий этаж — ближе к Богу. Дежурный — Паша Воскобойников — приближение начальницы бдительно усек издалека, и только грозное ее тело выросло перед столом, вытянулся в струночку.

Паше было около тридцати, высокий, с пышной шевелюрой золотисто-каштановых волос и крупными, резко обозначенными чертами на пышущей здоровьем ряшке. Он носил не подходившие всему его облику очки в круглой серебряной оправе, которые придавали брату вид ученого или, по крайней мере, опасной зануды. Когда Павлик общался с начальством, казалось, что каждый нюанс беседы доставляет ему неземное блаженство.

— Кто последним вчера покидал контору? — голосом, будто вещает мрачные предсказания Нострадамуса, спросила командирша.

— Это… кажется, Перов… сейчас проверю, — Паша в пасьянсовой манере задвигал журналы сдачи-приемки по столешнице. — Это… журнал учета прибытия-отбытия сейчас на проверке у игумена по хозчасти. Но, кажется, все-таки последним покидал территорию Перов.

— Опять этот… фокусник! — услышанная фамилия Дине Матиевне явно не подняла настроение.

Паша вчера готовился в наряд и на плацу отсутствовал, то есть о голубе ни ухом, ни рылом. И, не врубаясь, в чем здесь его вина, по-черепашьи втиснул голову в плечи.

— Журнал сюда! — рявкнула Матиевна.

— Мне же нельзя покидать пост…

— Может тебе еще и в письменном виде подтверждение приказа?! — Дина Матиевна смерила Воскобойникова взглядом номер семнадцать «Хороший подчиненный — мертвый подчиненный».

Пашу слизало смерчем. А Дина Матиевна двинулась к кабинету штатного авгура ИСАЯ Эдика Перова, крайняя у туалета дверь… Наглость какая, дверь оказалась не распахнута настежь.

— Сын мой, — пнув дверь ногой, с ядовитой медоточивостью полюбопытствовала начальница, — где объяснительная по поводу вчерашнего должностного преступления?