– Думал… о тебе. Томка ты моя, Томка! Я-то, дурак, думал, у тебя всё хорошо. Потому и не звонил. Я хотел, чтобы у тебя всё было не так, как у меня, чтобы ты была счастлива. А я…

И словно прорвалась, рухнула веками стоявшая плотина – Павел говорил и говорил, взволнованным шёпотом рассказывая Томке всю свою неудавшуюся семейную жизнь.

Томка слушала – и слёзы медленно текли по её щекам, и она радовалась, что Павел не видит их в темноте. А он всё говорил, говорил – и вдруг замолчал. Уснул. Томка слушала его сонное дыхание, и ей хотелось, чтобы так было всегда. Уж скорей бы рассвело! Пашка проснётся и скажет, что без неё, Томки, жить больше не может. Или нет, он скажет, что никуда её от себя не отпустит. Или…

Томка лежала без сна и думала, что скажет ей Павел. Он и так уже – всё сказал, ведь его рассказ это и есть признание в любви, думала Томка. Но лучше бы… конкретнее. Лучше бы он прямо сказал, что без неё, Томки…

Он непременно скажет ей слова, которых ждёт каждая женщина и которых Томка так и не дождалась от мужа. Это скажет ей Павел, и жизнь для них двоих начнётся заново. А что? Они ещё не старые, они любят друг друга… Вот проснётся Пашка и скажет… Да что там скажет! – крикнет на весь лес: «Томка, я люблю тебя-ааа!!!». И все будут их поздравлять: ещё одна пара, ещё одна свадьба, в группе уже не первая.

Томкины мечты прервал далёкий тоскливый крик. Птица? – Нет, это кричал человек. Вот опять. И опять! Кто-то кружил по лесу и кричал, то ближе, то дальше. Плутал в лесной чаще за сто десять километров от Москвы… А вдруг он выйдет на бивак?! А вдруг это сбежавший заключенный или сумасшедший? Кто же в здравом уме пойдёт ночью в лес?

Глава 4. Тревожная ночь

Томка энергично тряхнула Павла за плечо:

– Паш, вставай. Кричит кто-то.

– Кто?

– Да не знаю я! Давно уже кричит, то ближе, то глуше. А сейчас громче! К лагерю идёт!

Павел поднял на ноги всю группу. Первым делом проверили палатки – все ли на месте. Не было Николая! Мужчины похватали фонари (топор тоже взяли, и ножи, у кого они были) и отправились на поиски, громко крича: «Блино-о-ов! Коляныч! Бли-ииин! Отзовись, партизанен! Ком цу мир!»

– Вот же люди, даже из трагедии комедию сделали! – восхитилась Варя и засмеялась сквозь сжатые зубы: «Хм-ммм-мм!»

– Нет, вы посмотрите на неё! Человек пропал, а ей смешно!

– Не человек, а именинник. Обожрался, и пропал с концами! – Варя смеялась уже в открытую. – Человек в овражек отлучился, а вы его с топорами искать пошли. Теперь сидит там и выйти стесняется…Ха-ха-ха!

– Варь, ты соображаешь, что говоришь? Что ты мелешь?! – вскинулась Томка, но – не на ту напала…

– Ой, да ладно тебе, – издевательски .протянула Варя. – Вам с Павликом общий кошмар на двоих приснился, ну и спали бы себе дальше, а вы всех взбаламутили. Вся группа по лесу разбрелась, теперь не соберёшь! Ха-ха-ха, ой, девчонки, не могу-ууу… – заливалась Варя, словно не замечая злых Томкиных глаз.

– Том, ну чего ты всполошилась, найдут его, куда он денется. Варь, скажи?

– Да ну вас всех, я спать хочу. Я пойду. А тебе, Тамарочка, вредно на ночь столько кушать. Сама видишь, чем это кончается. Ты же останавливаться не умеешь, вы с Пашкой как два хомяка, вам бы только трескать…

– Да иди ты!

– Да иду, иду. И тебе советую, а то завтра не встанешь. Спокойной ночи. То есть неспокойной. Подъём в семь.

– Вот же зараза! – не всерьёз возмутилась Томка: сердиться на Варьку у неё не получалось, язык у девочки подвешен, а нервы, похоже, отсутствуют. Чего нет, того нет.

Тем временем «группа поддержки» отводила душу: все с упоением орали на весь лес, пока не охрипли. Но им никто не отозвался. Напугавшие Томку крики тоже прекратились. И поисковая группа «прекратила балаган» и углубилась в лес… Те, кто остался в лагере, понятное дело, спать уже не могли (не считая Варю, которая видела уже десятый сон и, по определению Томки, ни совести, ни жалости к людям не имела), сидели у погасшего костра, с тревогой прислушиваясь к лесной обманчивой тишине.

Назад вернулись минут через сорок, вместе с Николаем. Его трясло, и он едва держался на ногах.

–Это у него шок. Обычное дело. Пройдёт! – объявил Павел. – Сейчас посидим, выпьем за спасение усопшего… то есть, утопшего. Ну и закусим, да, Коль?

– Что, Коля, утонуть не получилось, так заблудиться решил?

– Това-ри-щи! Имела место попытка суицида. Как оказалось, неудачная. Повторим, Коля? Спортсменам на соревнованиях три попытки дают, две у тебя уже были, осталась последняя.

Николай сидел у жарко пылающего костра и улыбался шуткам – сначала неуверенно, но скоро пришёл в себя и заразительно хохотал…

– Прошу внимания! – торжественно провозгласил Юрка Владимиров, первый в группе прикольщик и юморист. – По многочисленным просьбам слушателей потерпевший расскажет нам, как он дошёл до жизни такой. Что заставило его свести счёты с жизнью, да к тому же в день рождения, да ещё таким ненадёжным способом! Покушал бы мухоморчиков – и в постельку на бочок, всего и делов, – надрывался Юра, а все хохотали, а все хохотали…

История, случившаяся с Колей, была проста как мир (Варя в конечном счёте оказалась права, вредная всё-таки девчонка, твёрдо уверенная в том, что ночью надо спать. Хоть из ружья пали, хоть НЛО приземлись, не встанет).

Во всем случившемся был повинен… салат. Да, да, салат, заботливо приготовленный именинный салат, в который торжественно были покрошены две баночки сахалинских крабов «Хатка» и который единогласно назвали царским. Салат пришёлся имениннику по вкусу – и ему всё подкладывали и подкладывали «царского», а он всё ел и ел.. На свою беду. Варька опять оказалась права!

А ночью… имениннику срочно понадобилось «выйти». «Чёртов салат» – подумал Коля, хорошо представляя последствия (салатика он наелся от души). Проклиная себя на все лады за чревоугодничество, Николай пробирался между палатками в кромешной тьме (даже луны почему-то не было!), стремясь уйти подальше. Спустился в овражек, а когда вылезал наверх, оступился впотьмах и скатился по склону вниз.

Овражек был завален упавшими деревьями, и как Николаю удалось туда спуститься, осталось загадкой: бес попутал! В поисках выхода из оврага Николай забрал влево… Потом ещё левее.