– Чего того? – недовольно рыкнул Романов.

– Я говорю, как бы мы, Пётр Алексеевич, из сметы не вышли. Не предусмотрены финансы-то на дренажную систему.

– Барон! Мне ли Вас учить! Проведите расходы по другой статье. У нас предусмотрены деньги на форс-мажорные ситуации?

– Предусмотрены, Пётр Алексеевич.

– Тогда оформите монтаж дренажной системы как ликвидацию наводнения районного масштаба.

– Опять незапланированные траты! – горестно вздыхал Скупой рыцарь и привычно добавлял: – Ужасный век, ужасные сердца!

Однако на него уже внимания никто не обращал, и планёрка своим чередом шла дальше.

От воспоминаний Горыныча отвлёк звук подъехавшего к нему вплотную электрокара, за рычагами которого сидел молодой рабочий. Русые кудри его развевались по ветру, а в уголке рта прилипла потухшая папироска. Рабочий легко соскочил со своей электрической таратайки, и, широко улыбаясь, по-свойски хлопнул Горыныча по плечу:

– Привет ударникам магического труда! Дай прикурить, трёхглавый!

Горыныч недовольно поморщился: ему не нравилось панибратское обращение. В другое время он бы испепелил наглеца, но он был на работе, а в рабочее время Горыныч привык держать себя в руках. Поэтому он сложил губы трубочкой и выпустил тоненькую струю пламени, которая опалила кончик папиросы.

– В следующий раз будешь хамить старшим – опалю твои кудри, – пообещал Горыныч молодому наглецу.

– Да ладно тебе, Горыныч! Не обижайся, мы ведь свои люди – сочтёмся.

– Не курил бы ты, Ванька, здесь, а то, неровен час, засекут тебя Гуси-Лебеди, тогда плакала твоя квартальная премия!

Гуси-Лебеди состояли в штате специальной противопожарной части СПЧ-1 и несли круглосуточное дежурство путём воздушного патрулирования. В случае обнаружения нарушений пожарной безопасности немедленно сообщали об этом диспетчеру, который в образе отставного солдата русской армии бессменно сидел на верхней площадке пожарной каланчи. Ветеран Бородинского сражения тут же строчил на нарушителя докладную, которая утром ложилась на стол начальнику строительства. Когда его упрекали в чрезмерном служебном рвении, солдат-диспетчер отвечал заранее заготовленной фразой: «Эх, младость пустоголовая! Не видели вы пожар Москвы 1812 года, а то бы вы меня поняли»!

Рабочий, которого Горыныч величал Ванькой, знал, что за нарушение пожарной безопасности начальник строительства карает без всякой жалости, но при этом продолжал гусарить.

– Моя квартальная премия, Горыныч – это не твоя головная боль! – ухмыльнулся рабочий и выпустил клуб табачного дыма.

– Дурак ты, Ванька! – беззлобно ругнулся Горыныч и махнул на него рукой.

– Знамо дело – дурак! Мне так по статусу положено, я ведь и есть Иван Дурак, – рассмеялся шалопай и, плюхнувшись на сиденье электрокара, умчался на другой конец «объекта», где возводились торговые ряды.

1

Хмурый осенний рассвет ещё только готовился заглянуть в застеклённые венецианским стеклом окна служебного особняка, а его обитатель уже открыл глаза. Сон улетучился, уступив место ежедневным заботам. Пётр на мгновение смежил веки, припоминая подробности сновидения. Во сне он снова стоял на Заячьем острове, и рядом с ним, подставляя лицо майскому ветру, стоял его верный друг и соратник Алексашка Меньшиков. Воспоминаниям помешал приступ кашля – вечный спутник заядлого курильщика. Пётр Алексеевич откашлялся, сплюнул на паркет коричневую слюну и растёр плевок ногой. Рука привычно пошарила на прикроватном столике, где ещё с вечера лежала набитая турецким табаком пенковая трубка. Сунув янтарный мундштук в рот, Пётр Алексеевич щёлкнул специально изготовленной для него зажигалкой г-образной формы и с удовольствием сделал первую за утро глубокую и самую сладкую затяжку. Спал он по привычке в просторной холщовой ночной рубашке и нитяных чулках, которые «гармошкой» собирались у него на широких щиколотках. Пётр неторопливо встал с огромного, поистине царского ложа, над которым был установлен шёлковый балдахин и, с хрустом потянувшись, подошёл к окну. Из окна был виден кусок территории «объекта», на котором рабочие укладывали булыжную мостовую. Конечно, можно было заменить гранит на современные материалы, но Пётр Алексеевич придерживался мнения, что чем натуральней будут детали интерьера, тем быстрее посетители поверят в то, что «Тридевятое царство» – это не пошлый «новодел», а действительно кусочек старой доброй сказки.

– Да и долговечней гранит-то, – сказал он главному архитектору, когда подписывал проект квартала под рабочим названием «Сказки братьев Грим».

Работа на «объекте» шла круглосуточно: высокие зубчатые стены с круглыми караульными башенками по углам возвели в первую очередь. После того, как закончили кладку стен, поставили КПП в виде Золотых ворот, а с наружной стороны периметра, в аккурат под самыми стенами, выкопали с виду декоративный, а на деле самый настоящий ров глубиной в десять саженей, который заполнили проточной водой. На смене воды настояла главный санитарный врач «объекта» – обаятельная, но очень настойчивая доктор Власенкова. Ему нравилась эта решительная и целеустремлённая женщина, не пугающаяся начальственного рыка и готовая отстаивать свою точку зрения до конца.

– Товарищ начальник строительства! – возмущённо звучал её голос под стенами «объекта», когда он во главе комиссии приехал принимать земляные работы. – Я решительно настаиваю на том, чтобы вода во рву была проточная. В противном случае в стоячей воде поселятся малярийные личинки и тогда эпидемии не избежать! Да и пахнуть вокруг «объекта» болотом будет.

Последний аргумент окончательно склонил весы в пользу доктора Власенковой, и он согласился, хотя и знал, что его согласие обернётся дополнительными инженерными работами, а, следовательно, и дополнительными затратами.

Что за образ выбрал для себя главный санитарный врач, Пётр Алексеевич не ведал, но в глубине души согласился, что именно такой специалист ему на «объекте» и нужен. Позже думный дьяк подготовил ему справку, из которой стало ясно, что образ микробиолога Татьяны Власенковой главный санитарный врач заимствовала из романа Вениамина Каверина «Открытая книга».

– Хм, а я и не знал! – откровенно удивился Романов.

– А ты, государь-надёжа, и не обязан всё знать! – зашелестел над ухом думный дьяк. – Для этого у твоей Милости слуги имеются, которым если не всё, то многое по статусу знать полагается. Ты, Пётр Алексеевич, только намекни, а уж мы для тебя расстараемся, и справочку подробную подготовим, и, если потребуется, чертёжик изготовим, а к нему и расчёты приложим.

В тот день он отмахнулся от дьяка, дескать, ступай Никита Моисеевич, не до твоих услуг нынче. А когда за дьяком захлопнулась дверь, подумал, что образ, выбираемый ими – представителями «тонкого» мира перед визитом в мир землян – придаёт им не только портретную схожесть с историческим или литературным персонажем, но со временем становиться второй натурой, прорастая в психику своего носителя привычками, предпочтениями, фантомной памятью.