– Как моя до…

Великий Киевский князь Олег, прозванный Вещим, так и не закончил последней в своей жизни фразы. Он вдруг зашатался, схватился за горло и, захрипев, рухнул на шею коня.

– Его укусила змея! – закричал Игорь. – Кто-то подбросил великому князю змею! Покарать изменников!..

Готовая к этому кличу охрана Игоря, к тому времени уже окружившая стражников Олега, тут же выхватила мечи, и дело было закончено в считанные мгновения. Трупы охранников были сброшены с седел, и только кровь струилась по лошадиным гривам…

– Доставить тело великого князя в Киев, – спокойно распорядился Игорь. – А этих оставить здесь как нашу искупительную жертву.

По прибытии в стольный град Киев Игорь в первую очередь явился в Княжескую Думу, где с глубоким прискорбием сообщил дежурным боярам о том, что Великий Киевский князь Олег умер от укуса змеи. Бояре восприняли известие с ужасом, но без сомнений и вопросов. Только самый молодой из них – Хильберт, сын воеводы Зигбьерна, ближайшего друга конунга Олега, – сказал с вызывающей твердостью:

– Позволь высказать свои сомнения, князь Игорь. В окрестностях Киева нет особо опасных змей, а великий князь Олег не ходил босиком.

– Значит, я, по-твоему, лгу? – вкрадчиво спросил Игорь.

– Я этого не говорил, – тихо, но упрямо продолжал Хильберт. – Однако эту историю надо расследовать: возможно, кто-то из княжеских отроков подсунул ему змею под седло. Назначь трех бояр, или мы изберем их сами…

– Замолчи!.. – заорал князь Игорь, побелев от гнева. – Ты не веришь моим словам, так поверь своим глазам, боярин!.. Великий Киевский князь Олег, прозванный Вещим, лежит в Большой палате бездыханным!..

И приказал тотчас же собрать всех думцев.

Только после этих распоряжений он поехал в усадьбу княгини Ольги, где и поведал осиротевшей дочери о внезапной кончине отца. Ольга тут же помчалась во дворец, в Большой палате которого лежало тело погибшего великого князя. И первое, что увидела она, подойдя к покойному, были красные пятна на его щеках…

С той поры прошло более двух десятков лет. Игорь стал вторым Великим князем Киевским, любил ходить в походы, порою удачные, порою – не очень, как, например, случилось с походом на Византию. Став великим князем, он совсем редко навещал жену, и Ольга так и не понесла за все эти двадцать лет…

А время шло неумолимо.

1

По утрам князь Игорь всегда был раздражительным, капризным и весьма неприятным даже внешне. Каким-то помятым, что ли, будто не спал до этого трое суток. О таком его утреннем состоянии знали все, и все давно сделали свои выводы. Гридни молча сносили его внезапные вспышки гнева, дворовая челядь старалась не попадаться на глаза, а старые думцы и молодые фавориты никогда не начинали день с важных государственных дел, даже если дела эти и требовали незамедлительного княжеского решения.

Исключением был только Кисан. Один Кисан. Он смело входил в княжеские покои, тихим голосом начинал что-то говорить (что именно – никто никогда не слышал), и через час-полтора Игорь успокаивался настолько, что челядь вздыхала с облегчением. Но полтора этих часа надо было как-то просуществовать, и все существовали в безмолвии.

– Старый опять не в духе.

Это шепотками переливалось из сеней в сени, из перехода в переход, из палаты в палату. А прозвище Старый к Игорю прилипло давно, еще в отрочестве, и кто назвал его так первым, забылось с годами.

Возможно, что так его нарек сам правящий Великой Киевской Русью князь Олег. Во всяком случае когда-то давным-давно в ушедшем прошлом он не выразил никакого удивления, когда ему донесли о новом негласном прозвище второго лица государства. Только недовольно вздохнул:

– Пересидел он на острове в бабском хороводе.

Впрочем, тогда это никак не отражалось ни на внутренних, ни тем паче на внешних государственных решениях: всем ведал Олег, тем самым невольно продолжая хоровод вокруг собственного официального наследника. Хотя в такой роли Игоря доселе никак не видел: ему бы заболеть горячкой или на охоте пропасть, но волею богов все роли перепутались, когда жена Олега Берта родила первенца ценою собственной жизни. Первенцем оказалась девочка, названная родовым именем Ольга. Однако согласно древним обычаям женщина не имела права на княжеский стол. И Олег понял, что сменит его у кормчего весла Игорь, но… Но не мог пересилить ни собственного отчаяния, ни глубокого неприятия потомка Рюрикова.

– Все ты унесла с собою, – тихо сказал он уже холодной Берте, выпустив наконец ее из объятий. – Все…

Оставалось последнее: заставить Игоря взять в жены Ольгу, чтобы не прерывался правящий род конунгов русов хотя бы и в женской линии. Чтобы, греясь у благословенных костров Вальхаллы, утешать себя тем, что на Киевском Столе сидит внук. Сын горячо любимой дочери и презираемого сына Рюрика.

Однако Игорь всячески избегал Ольги, угрюмо замыкался в ее присутствии, если случалось встречаться, порою теряя собственное лицо, хотя был намного старше и по всем законам смущаться должна была бы она. Но Ольга оказалась на редкость живой, непосредственной, кокетливой и весьма умной девочкой. Это приводило Олега в восторг.

Если в Ольге просматривались как завтрашнее женское обаяние, так и мужской ум, то в сыне Рюрика еще в отрочестве обозначилась одна весьма настораживающая черта. Уже тогда он не стремился в общество девочек и вообще терялся и сникал в присутствии женщин. Особенно своих ровесниц, предпочитая им ровесников. Поначалу это не очень бросалось в глаза, но с годами ровесники становились все пригожее, а Игорь в общении с ними – все улыбчивее. Приметив это, бояре-думцы сильно озаботились, тайно посовещались между собой и в конце концов поручили старшему – Годхарду – поставить в известность самого Олега об этой странности князя Игоря.

– Худая весть, – вздохнул Олег. – Пригожие любимцы – ребята плечистые?

– Плечистые, конунг Олег.

Немногим дозволялось обращаться к Великому Киевскому князю по его первому родовому званию: наследственный конунг русов. Он взлетел на немыслимую высоту, став великим князем всех земель окрест Киева: славянских, русских, чудских – даже кочевников Дикой Степи. Конунг был всего-навсего племенным военным вождем, прошлое звание как бы принижало достигнутое ныне положение, но троим – другу детства воеводе Зигбьерну, мужу воспитанницы Нежданы боярину князя Игоря Сигурду и главному советнику Годхарду – подобное обращение дозволялось в беседах с глазу на глаз. И прозорливый Годхард отлично понимал, когда этим можно пользоваться с наибольшей выгодой как для себя, так и для общего дела.

– Значит, надо подсунуть ему опытную рабыню, – сказал великий князь. – Правда, Сигурд уже пытался это сделать, но подсунул молоденькую девчонку, с которой не всякий взрослый муж управится. Кто у нас особый сладострастник?

– Я, – улыбнулся Годхард. – Дело не может выходить из дворца, конунг. Я понял это и разыскал и пригожую, и опытную.