— Ну что же, моя милая, вы можете поступать с цветниками и садами, как считаете нужным. По крайней мере, это даст вам возможность развлечь себя до приезда Анны.

Марциана была уверена, что и в доме найдется достаточно проблем. Надо признать, что слуги знают свое дело, но кое-что следует изменить. Поскольку у барона финансовые затруднения, можно сократить количество свечей в комнатах, которыми не пользуются. Точно так же нет необходимости везде топить камины, тем более, что весна уже вступила в свои права. Понимая, что такая расточительность, возможно, объясняется ее приездом, девушка решила пока не высказывать своих предложений, а посмотреть, как это делается в обычные дни. По той же самой причине она воздержалась от замечания, что во время ужина слуги не обращались к ней за распоряжениями, хотя ее представили как новую хозяйку. Они даже начали убирать со стола, не спросив ее разрешения. Молодая баронесса твердо решила, что если это повторится, она поговорит лично с дворецким, который распоряжался за ужином.

Пока Марциана размышляла обо всем этом, ее супруг решительно встал из-за стола.

— Людвиг, я жду тебя в своем кабинете, — строго приказал барон племяннику и, заметив, что Марциана привстала вслед за ним, повернулся к ней: — Вы можете пойти к себе, моя милая. Я приду к вам, как только поговорю с этим юношей.

Девушка вновь ощутила легкую дрожь, но не могла понять, в чем причина этого волнения — то ли в предчувствии предстоящей встречи с мужем, то ли от раздражения. Супруг разговаривал с ней тем же повелительным тоном, что и со своим племянником. Слегка прикусив губку, Марциана церемонно поклонилась мальчику:

— Спокойной ночи, ваша светлость.

Людвиг коротко кивнул и, не сказав ни слова, вышел из комнаты вслед за дядей.

— Несносный мальчишка, — вздохнув, проговорил барон Теодор.

— Должно быть, ему трудно видеть меня. Барон сказал, что я должна заменить ему мать, — высказала предположение Марциана, когда они вышли из столовой и направились к лестнице.

— Чепуха. Мальчик почти не видел ее. Гертруда обожала Анну и предоставила воспитание сына нянькам и отцу. Герцогиня предпочитала жить в городе и старалась проводить в замке как можно меньше времени. Зато Вольдемар бывал здесь частенько. И, в основном, без жены.

— В нашей семье все было несколько иначе, — покачала головой Марциана. — Моя мама проводит в городе только три месяца, когда начинаются сезоны. Правда, она тоже более близка с моими сестрами, нежели с братьями. Наверно, матери всегда не очень интересуются сыновьями. И барон Генрих… Я хотела сказать… — она запнулась, сообразив, что не должна обсуждать мужа даже с близкими ему людьми.

— Генрих очень любил свою мать. Иначе и быть не могло, — на лице барона Теодора появилось мечтательное выражение. — Луиза была полна жизни и веселья. Она обожала всех своих детей, любила их просто до безумия. И дети боготворили ее. У Луизы всегда гостило много друзей, таких же веселых и жизнерадостных. Они были немного старше меня… Кроме одной, которую звали Каролина… — улыбнувшись, он задумчиво покачал головой и продолжил рассказ: — Мой брат так и не смог оправиться после смерти Луизы. Альфред, разумеется, не отказывал себе в развлечениях, но о том, чтобы снова жениться, и слышать не хотел. Со временем он стал таким же суровым и надменным, как наш отец. Вольдемару в год смерти матери исполнилось тринадцать лет. Он очень возмущался, что мать так жестоко поступила с ним, и требовал вернуть ее к жизни. Ужасно сердился, когда понял, что со Всемогущим спорить бесполезно… Что касается Генриха, то за одну ночь он превратился из жизнерадостного пятнадцатилетнего мальчика в грустного и серьезного юношу. Он вызвался сам рассказать Бригитте о смерти матери. Это его младшая сестра, графиня фон Левенбах. Анна сейчас живет у нее… — барон остановился у закрытых дверей библиотеки. — Пожалуй, я немного почитаю перед сном. А вам следует пойти к себе. Не стоит сердить мужа в вашу первую ночь.

И, попрощавшись со смутившейся баронессой, дядюшка закрыл за собой двери в библиотеку.

Ванда уже приехала и ожидала хозяйку в туалетной комнате, где успела приготовить ванну с горячей водой и ароматными маслами.

— Я очень рада видеть тебя, — облегченно вздохнула Марциана, с удовольствием погружаясь в душистую воду. — Я так боялась, что гроза напугает лошадей и задержит вас в дороге.

— Слава Богу, мы успели в замок раньше, чем начался этот ужасный ливень.

Когда баронесса вышла из ванны, горничная укутала ее в теплую простыню и усадила на мягкий пуфик перед зеркалом:

— Ваши волосы, как всегда, неуправляемы. Попробуем их уложить хотя бы в легкие локоны.

— Я думала, ты устанешь за время пути, — удивилась Марциана.

— Дорога, честно говоря, и впрямь была не из веселых. Лошади пугались каждого раската грома, и мы думали, что вот-вот начнется ливень. Потом посыпался град, и нам пришлось пережидать его в густой рощице.

— А здесь града не было, — с удивлением заметила Марциана и подхватила на руки ласкающуюся к ней Лорелею: — Ах, ты, моя хорошая… Соскучилась без меня?

— Но… если честно, милостивая пани, было не так уж скучно. Мне не нравится путешествовать одной с мужчиной, но господин Петер оказался очень приятным собеседником.

— Боже мой, Ванда, неужели ты влюбилась в слугу барона Грифенталя?

— Ничего подобного!.. Перестаньте смеяться надо мной, пани! Я только хотела сказать, что с ним было интересно. И вел он себя очень пристойно. Петер много рассказывал о себе и своем господине. Он даже служил вместе с ним в армии.

Болтовня не помешала горничной быстро привести в порядок волосы своей госпожи. Накинув затем на плечи Марциане легкий шелк сорочки, она скромно удалилась, прихватив с собой разыгравшуюся Лорелею.

Оставшись одна, юная баронесса некоторое время прислушивалась к звукам за дверью. Шагов мужа пока слышно не было, и Марциана, поежившись (скорее всего, от волнения, нежели от холода), нервно укуталась в атласный пеньюар, который вряд ли мог согреть ее. Она побродила некоторое время по спальне, а затем решительно достала из саквояжа дневник и села к письменному столу у окна.

«…Трудно поверить, Михель, но сегодняшний день еще не закончился. Теперь я замужняя женщина и жду прихода моего мужа. Мансфельдвельде — великолепное поместье, но в семье, похоже, не все благополучно. Все мужчины этого знатного рода, кажется, ведут довольно бурную жизнь и соответственно…»

Раздался легкий стук в дверь. Марциана спешно схватила чистый лист и накрыла написанное, но с пера упала капля чернил и поставила на бумаге кляксу.

— Извините, если напугал вас, — барон неторопливо приблизился к жене.

— Ничего страшного, мой господин, я просто писала…

Пытаясь сохранить самообладание, она убрала дневник в ящик стола, надеясь, что муж не захочет прочесть ее записи. Генрих подошел к камину и поправил огонь, затем снова взглянул на нее: