Мое первое впечатление от маленького торгового города под названием Кризин-Гиффорд, который в действительности показался мне чуть больше какой-нибудь крупной деревни, было довольно приятным. Когда мы прибыли ночью на вокзал, машина Сэмюеля Дейли — блестящая, на редкость удобная и вместительная — в мгновение ока преодолела милю, отделявшую крошечную станцию от городской площади, и мы остановились около отеля «Гиффорд армс».

Пока я выходил из салона, мистер Дейли протянул мне свою визитную карточку.

— Если вам что-нибудь понадобится…

Я поблагодарил его, но при этом подчеркнул, что мне вряд ли придется обращаться к нему, поскольку всю помощь, касавшуюся дел покойной миссис Драблоу, я намеревался получить у местного агента и не собирался задерживаться в этом месте более чем на два дня. Мистер Дейли смерил меня долгим, пристальным взглядом, но ничего не сказал. Чтобы не показаться невежливым, я осторожно засунул карточку в карман жилета. Лишь после этого он отдал распоряжение своему шоферу и уехал.

«Вы убедитесь, что Кризин — довольно гостеприимное место», — сказал он мне ранее и оказался прав. Как только моему взору открылись полыхающий камин и широкое кресло подле него в общем зале гостиницы, а потом еще один, ожидавший меня в уютно обставленной спальне на верхнем этаже, я тут же воспрянул духом и почувствовал себя скорее отдыхающим, нежели человеком, который прибыл сюда, чтобы присутствовать на похоронах и заниматься таким тоскливым делом, как улаживание формальностей после смерти клиента. Ветер либо стих, либо я просто не слышал его, обретя надежное укрытие в стенах дома, стоявшего на рыночной площади. От неприятного чувства, возникшего у меня после беседы с мистером Дейли, которая приняла слишком уж странный оборот, не осталось и следа.

Хозяин гостиницы предложил мне стакан горячего вина с пряностями, и я выпил, сидя у камина и слушая журчание голосов по другую сторону от тяжелой двери, за которой находился бар. А когда я побеседовал с женой хозяина, у меня потекли слюнки в предвкушении ужина, который она мне предложила: мясного бульона, говяжьего филе, пирога с яблоками, изюмом и кремом и стилтонского сыра. В ожидании обеда я написал короткое письмо Стелле, чтобы отправить его на следующее утро. С удовольствием поглощая еду, я размышлял, какой домик мы сможем купить после свадьбы, если мистер Бентли и впредь будет возлагать на меня обязанности, связанные с делами фирмы, и я смогу попросить у него прибавки.

Наконец, опустошив за ужином полбутылки кларета, я уже приготовился отойти ко сну в уютной атмосфере спокойствия и благополучия.

— Сэр, как я понимаю, вы приехали на аукцион? — Хозяин появился в дверях, чтобы пожелать мне спокойной ночи.

— Аукцион?

Он удивился.

— Да… я подумал, что вы за этим сюда и приехали… будет большой аукцион, продают несколько ферм к югу от города. Торги назначены на завтра.

— А где проводится аукцион?

— Здесь, мистер Киппс, в баре, в одиннадцать утра. Обычно мы устраивали аукцион прямо в гостинице, но такого крупного не было уже много лет. После аукциона намечается ленч. Как правило, в разгар торгового дня у нас обедает до сорока человек, но завтра народу будет больше.

— Сожалею, но мне придется пропустить аукцион… хотя, надеюсь, мне удастся прогуляться по рынку.

— Вы только не сочтите меня излишне любопытным, сэр… я действительно думал, что вы приехали на аукцион.

— Все хорошо… вы сделали вполне закономерное предположение. Но боюсь, завтра утром, в одиннадцать часов, мне придется заниматься более грустным делом. Я приехал, чтобы присутствовать на похоронах миссис Драблоу из поместья Ил-Марш. Возможно, вы знали ее?

Его лицо исказилось… но я не понял, какие чувства он испытывал. Что это было — тревога или подозрение, я не мог сказать, но заметил: имя покойной пробудило в нем сильные чувства, которые он всеми силами старался скрыть.

— Да, я знал ее, — произнес он бесстрастно.

— Я представляю юридическую фирму, услугами которой она пользовалась. Мне не довелось встречаться с ней лично. Как я понимаю, она вела затворнический образ жизни?

— Учитывая место ее проживания, в этом нет ничего удивительного. — Он резко повернулся и направился в сторону бара. — Желаю вам спокойной ночи, сэр.

С этими словами он оставил меня одного.

Движимый любопытством и немного возмущенный резкими манерами хозяина, я собрался было окликнуть его, ибо мне хотелось выяснить, что именно он имел в виду. Но я слишком устал и потому отказался от своего намерения, решив, что его замечание было продиктовано местными легендами и глупыми сплетнями, которые раздуваются до небывалых размеров в маленьких, замкнутых общинах, где люди во всем стремятся отыскать тайну и драму. Признаюсь, в те дни я еще разделял свойственное многим лондонцам пренебрежение по отношению к людям, жившим в отдаленных частях нашего острова и казавшимся нам, космополитам, созданиями суеверными, доверчивыми, примитивными, прямолинейными и глуповатыми. Без сомнения, в подобном месте, с его зловещими болотами, неожиданно возникающими туманами, ледяным завывающим ветром и одинокими домами, бедная старушка могла вызвать подозрения. Со временем ее бы непременно окрестили ведьмой, поскольку легенды и сказания все еще передавались здесь из уст в уста, а люди в глубине души продолжали верить в этот диковинный фольклор.

Должен признать, что и мистер Дейли, и хозяин гостиницы производили впечатление мужчин крепких и здравомыслящих, но даже они замолчали и посмотрели на меня странным, пристальным взглядом, когда я произнес имя миссис Драблоу. Тем не менее у меня не оставалось сомнения, что нечто важное так и не было сказано.

Однако тем вечером мой желудок был наполнен вкусной едой и прекрасным вином, а уютно потрескивающие дрова в камине и покрывало, заманчиво откинутое на удобной, мягкой постели, вызывали теплое чувство дремоты. Все случившееся показалось мне просто забавным и добавило некоторой остроты моему путешествию. В скором времени я забылся спокойным сном. И до сих пор помню, как проваливался в бездну, в радушные объятия сна, а что-то теплое и мягкое окружало меня, и я чувствовал себя счастливым и защищенным, как маленький ребенок в своей детской кроватке. Помню, как утром я открыл глаза и увидел луч холодного, зимнего солнца, играющего на сводчатом белом потолке, и во всем моем теле и в душе возникло радостное чувство легкости и обновления. Возможно, я так ярко запомнил эти ощущения, поскольку они стали контрастом случившемуся после. Если бы я знал, что в последний раз спал так крепко и на смену этой спокойной ночи придут другие — страшные, мучительные и изнуряющие, то, вероятно, не стал бы выскакивать из кровати с таким горячим желанием поскорее позавтракать и шагнуть навстречу новому дню.

В самом деле, даже теперь, на склоне лет, когда я тихо и счастливо живу в поместье Монкс вместе с моей дорогой женой Эсми — с женщиной, о которой может мечтать любой мужчина, — и каждую ночь благодарю Бога, что все закончилось, осталось в прошлом и уже не вернется, я все же не верю, будто смогу когда-нибудь спать так же безмятежно, как на том постоялом дворе в Кризин-Гиффорде. Я понимаю, тогда моя душа была еще чиста и чистота эта навеки утрачена.