Нужно было отвечать.

– Мне не нравится то, что вы ведете себя как мой начальник. Врываетесь без стука, заставляете подстраиваться под ваше расписание…

– Я не веду себя как ваш начальник. Я просто делаю свою работу!

– Разве сеансы психотерапии с женами офицеров входят в ваши обязанности?

– Ах вот в чем дело! – Маслов прищурился. – Вас беспокоит то, что я приобретаю слишком большое влияние в гарнизоне?

– Нет, меня беспокоит то, что вы не занимаетесь своими непосредственными обязанностями. Ваша частная практика – это ваше личное дело. Занимайтесь ею в нерабочее время.

– А что входит в мои непосредственные обязанности, можно уточнить? Найм персонала входит в мои обязанности? Ведение личных карточек? Проведение ремонта? Переговоры по реструктуризации наших задолженностей по ЖКХ? Что из этого входит в мои обязанности?

Маслов задыхался от гнева. А Сальникова внезапно успокоилась. Разговор принял опасный оборот, в любую секунду любой из них мог сказать что-то, после чего их совместная работа была бы невозможна. При этом было понятно, что уйти в этом случае придется Маслову, а Сальниковой этого ухода не простят. Классический цуцванг. Значит, здесь нужно остановиться.

– Эрнест Федорович, давайте не будем забывать о том, что прежде всего вы врач-психотерапевт. Вы должны заниматься нашими пациентами, – примирительно сказала Сальникова.

– Я занимаюсь нашими пациентами. Наши пациенты сыты, одеты, спят на сухом и получают квалифицированную медицинскую помощь.

Маслов встал. А Сальникова наконец вспомнила, о чем она хотела его спросить. С чего на самом деле нужно было начать это разговор.

– Когда вы в последний раз были в четвертой палате?

– А что там? Старушка-алкоголичка в состоянии овоща, – раздраженно сказал Маслов. Мыслями он уже был далеко – в гарнизоне, там, где его ждали «настоящие клиенты».

– Как вы можете так говорить о живом человеке, – возмутилась Сальникова.

Маслов смутился.

– Да, вы правы. Прошу прощения. Я помню эту женщину. Зайду к ней сегодня же. После гарнизона.

Маслов повернулся к двери.

– Подождите еще минутку, – остановила его Сальникова. – Я понимаю, что ваша частная практика не ждет, но тем не менее.

Сальникова снова с удовольствием сказала это «частная практика». Ей казалось, что Маслову будет довольно обидно это слушать, но он и глазом не моргнул.

– Я прочитала вашу статью о принципах диагностики психических заболеваний в «Медицинском вестнике Северо-Запада», – продолжила она.

– Ну это… – махнул рукой Маслов, явно польщенный.

– Я не знала, что вы пишете статьи.

– Просто обобщил несколько мыслей. Обкатываю диссертацию.

– У меня просьба. В статье указано, что вы – сотрудник нашего диспансера…

– Да, это требование редакции – указание места работы автора.

– Впредь потрудитесь согласовывать со мной ваши будущие публикации.

– Да, конечно, вы правы.

Раунд был еще не выигран. Противник получил удар, но держался на ногах. Теперь нужно было заставить действовать его самого. И действовать именно так, как нужно было Сальниковой.

– В вашей статье есть несколько очень интересных мыслей по поводу диагностики шизофрении.

– Спасибо! – кивнул Маслов.

– Я с вашими идеями категорически не согласна.

Маслов вдруг улыбнулся.

– С чем именно?

– С вашими гипотезами по поводу отказа от медикаментозного лечения и перехода к лечению словом. Мне кажется, это популизм.

– Однако клиническая практика…

– Чья клиническая практика? Ваша?

– Нет, мировые источники…

– Мировые источники мне не указ. Вы, может быть, еще и НЛП практикуете? – Сальникова намеренно выделила голосом «НЛП», дав понять, как она относится к данному явлению.

– Вы так говорите, как будто это что-то незаконное! – воскликнул Маслов.

– А разве нет? Есть инструкция Министерства здравоохранения…

– Эти инструкции составлялись в шестидесятые годы. Сейчас другое время.

– Вы считаете, что за это время человеческая природа так уж сильно изменилась?

– Я считаю, что за это время сильно изменились наши представления о человеческой природе. Может быть, мы еще пустим в ход средневековые методы и будем хирургическим путем извлекать из головы пациентов камни глупости?

– Значит, вы считаете, что сегодня уровень психиатрической науки достиг такого уровня, что мы можем излечить любого пациента?

– Я этого не говорил. Но при правильной диагностике…

– Эрнест Федорович, так мы с вами ни о чем не договоримся. Давайте переведем разговор в практическую плоскость. Вот у нас есть пациентка в палате номер четыре. Поработайте с ней.

– В каком смысле поработать? – не понял Эрнест Федорович.

– В прямом. Как психотерапевт.

Маслов ответил не сразу.

– Вы меня поймали.

– Вы сами себя поймали, дорогой Эрнест Федорович.

– Я уже сказал. Зайду к ней сегодня вечером. После гарнизона, – сказал Маслов.

– Тогда поторопитесь. Вы ведь, наверное, уже опоздали.

Маслов посмотрел на часы и выбежал из кабинета Сальниковой.

Не сказать, чтобы все прошло очень гладко, но в целом ее план сработал. Сальникова представила себя в виде большой пушистой кошечки. А Маслов был облезлой крысой. Сейчас крыса почуяла запах сыра и вошла в мышеловку. Оставалось только ждать, пока крыса вцепится в сыр и мышеловка захлопнется. Выйдя из кабинета, Сальникова мурлыкала про себя.

Вернее, кажется, она делала это вслух.

В замкнутом дворе выстрел прозвучал оглушительно. Пуля просвистела в полуметре от головы Павла, влетела в открытую дверь джипа, пробила кожаный подголовник, а затем – шею водителя. Бедняга схватился двумя руками за горло и запрокинул голову назад. Кровь потоком хлынула на приборную панель.

Нападавший был молодой парень – лет двадцать пять – двадцать семь. Он был одет в синий спортивный костюм. У него была нелепая гопниковская прическа – сзади и по бокам все выбрито, а спереди челка. Он тяжело дышал и, когда он приоткрывал рот, было видно, что слева вверху у него не хватает одного зуба. И он продолжал бежать к машине, целясь в открытую дверь. Он был всего в нескольких шагах, когда Павел поднял пистолет и выстрелил.

Нападавший остановился, сделал шаг в сторону, потом опустился на колени, уткнулся головой в газон и остался так лежать.

– Не выходите из машины! – крикнул Павел, не оглядываясь. Он подошел к нападавшему, наклонился и посмотрел в его широко открытые глаза. Готов. Павел выпрямился и оглядел двор. В некоторых окнах он увидел перепуганные лица местных жителей. Конечно, кто-то из них сейчас вызовет милицию. Это хорошо. Но что-то было не так. Что-то беспокоило Павла. На периферии его сознания крутилась какая-то мысль, которую он никак не мог сформулировать. Что-то связанное с опасностью. Так, сосредоточься, парень. Ты охранник. В твоего шефа стреляли. Ты только что убил человека. Но сейчас все кончено.