оттуда конверт с фотографиями и статуэтку клоуна, одна сторона которого изображала мудреца, а другая – глупца. Зуев открыл конверт, внимательно рассмотрел фотографии и с видимым удовольствием положил клоуна себе в карман.

– Клоуна Антоша в Париже прикупил. Я тоже хотел, только в магазине оказался один экземпляр, и мне клоун не достался. Надо же, Антоша запомнил. Максим, ты мне не все отдал. Антоша обещал еще оставить мне копию своих мемуаров, чтобы разным чистоплюйкам можно было рот заткнуть.

– Мемуары, вернее, часть, которую дед успел написать, сейчас существует только в одном экземпляре. Это рукопись. Как руки дойдут, напечатаю текст и Вам пришлю, оставьте мейл.

– Максим, я тебе помогу напечатать, – в комнату вошла Вероника с чайником.

– Это кто же такая? – Зуев во все глаза уставился на Веронику. – Неужели Плакса?

– Девушку зовут Вероника, – посчитал нужным поправить Зуева Максим.

Игорь Валерьевич не обратил никакого внимания на слова Максима и продолжил разглядывать девушку.

– Ну что, убедились? От апельсинки родилась рябинка? – произнесла Вероника с вызовом, глядя Зуеву прямо в глаза.

– Напротив, Плакса, я удовлетворен. Вижу титанические усилия, которые ты затратила, чтобы вытравить из себя мать. Успокойся, ты на Ирку совершенно не похожа. Ты – вылитая моя мать, она, между прочим, русский и литературу в школе преподавала.

У Максима вылезли глаза из орбит. Неужели у Вероники существует генетическая связь с Зуевым, так же как у него с дядей Петей? Самое интересное, что никто из присутствующих, кроме него, не был удивлен. Тайны мадридского двора прошли мимо него… Ничего, он со временем во всем разберется.

Игорь Валерьевич Зуев не обратил внимание на реакцию Максима и продолжил эпатировать собравшихся.

– Плакса, ты прямо настоящей интеллигенткой выросла. Все-таки я правильно сделал, что тебя в Петькино гнездо подкинул. Они с Никитой из тебя человека сделали. У нас с Иркой так бы не получилось. Кстати, где Петька? Надо же мне когда-то руку ему пожать.

– Игорь, Петя ночью умер, – тихо сказал Григорий Антонович.

– Как умер? Мы же с ним договорились сегодня… – Зуев стал хрипеть и сереть на глазах, – астма, – пояснил он и уставился на Веронику, – в плаще в прихожей ингалятор.

Вероника сейчас же кинулась в прихожую и принесла ингалятор. Постепенно Зуеву стало лучше.

– Хоронить будете в Потаповке? Я на похоронах быть не смогу, завтра улетаю, поездку отменить не могу. На девять дней постараюсь быть. Максим, проводи меня! – Зуев пошел на выход, ни с кем не попрощавшись.

7

На улице Игорь Валерьевич пригласил Максима сесть в его шикарную машину, а шофера попросил погулять.

– Максим, разговор серьезный! Ты в курсах, как погибла твоя мать?

Максим пожал плечами: «Она попала под машину, насколько я знаю, это непреложная истина».

– Истина-то истина, но не вся. Катерина в своем архиве нарыла какие-то документы про Потаповых. Везла отдать Петьке, но не получилось. У Петьки на глазах у нее сумку вырвали, она за вором побежала, тут и машина подоспела. Петька у нас большой ученый, а связать два и два про Катеринину смерть не удосужился. Все свалил на воров и несчастный случай. Про то, что кто-то за документами охотится, не смекнул. Я тоже тогда в таком направлении не подумал. Все бы так и осталось шито-крыто, если бы не вторая смерть – Иркина. Она редкая дура была, правда, дура красивая. Сколько раз я ей говорил: «Подожди! Вот устрою свою жизнь, выйду в люди, тогда вместе и заживем. Может, и Плаксу признаю». Только дура хотела все здесь и сейчас. Мы с твоей бабкой Ирку к Петьке пристроили. Поди плохо – на всем готовом с домработницей. Я ей сто раз говорил: «Не мельтиши! Смотри, как Плаксе с Петькой хорошо, он ее человеком сделает», а она… Ты, конечно, не в курсах, что Ирка решила Петьку обнести. Хотела денег хапануть. Только Петька не дурак, Ирку за руку схватил. Может, Петька Ирку бы и простил, уж очень Плаксу любил. Только Ирка свихнулась. Когда я ее последний раз видел, она собиралась предложить какому-то интересанту документы о Потаповых, хотела взять дорого. Если забыл или не знал, Ирка в том же архиве, что и Катерина работала. Так вот. Больше живой Ирку никто не видел, нашли ее мертвую в овраге со сломанной шеей. Поначалу я предполагал, что в архиве нашлась какая-то инфа о кладе Потаповских предков или что-то в этом роде, потом понял, нет, это – туфта. Не стала бы Ирка кому-то секреты о кладе продавать, сама бы озаботилась поисками сокровищ. Что-то там другое было, важное, от чего Ирка ничего сама откусить не могла. Такие дела. После Иркиной смерти я договорился кое с кем в архиве, чтобы мне мигнули, если кто Потаповыми поинтересуется. Много лет было тихо, а пару недель назад – звонок. Петька к Иркиному начальнику обратился с просьбой поспособствовать работе Плаксы в архиве. Я перепугался, как бы череда смертей не продолжилась. Хоть я и кукух, но дочь у меня одна, другими детьми не обзавелся. Навестил Петьку. Он, видишь ли, после долгих раздумий пришел к выводу, что Плаксе хватит жить в Потаповке, и приговорил ее к написанию диссертации. Ты скажи, у мужика мозги были? На кой хрен Плаксе диссертация? Ей замуж надо, детей рожать. Меня Плакса слушать не будет, это сто пудов. Ненавидит. А вот тебя потерпит. Будь человеком, выясни, что там такое есть медом намазанное у Потаповых. Это что-то и тебя задеть может. Сейчас Петька помер, наверняка все Плаксе оставил, а она дочь – приемная. Такая муть может со дна подняться. Про то, что ты родной Петькин сын, никто, кроме самых близких, не знает. Я тебе свой телефон оставлю, звони в любое время дня и ночи.

– Скажите, а Степка знала, что я сын Потапова?

– Конечно, знала. Все, кроме олуха Петьки, знали. Только это для Степаниды никакого значения не имело. Любила тебя и своим внуком считала, на остальное плевала. Таких, как Степанида Кузьминична, больше нет и никогда не будет. Раз уж у нас с тобой такой разговор пошел, удовлетвори и ты мое любопытство, – Зуев улыбнулся. – Как дед отреагировал на то, что я Вашу квартиру предлагал купить?

– Сначала никак, а на следующий день, когда я вернулся с работы, он мне отдал официально оформленную дарственную на квартиру. Как-то так.

8

Зуев давно уехал, а Максим все сидел на лавочке у подъезда, размышлял. Откровенно говоря, серьезными