Через ряд плотно стоящих оперативников протиснулся небольшого роста мужичок в аккуратном сером костюме. Он ехидно оглядел посетителей притона:

– Что, господа наркоманы, попались? Кого вы тут изнасиловали?

– Виктор Ильич, – Откликнулся Василий, – Какие ж мы наркоманы? Мы так, просто… И не насиловали никого. Тихо все было…

– На то я и участковый, чтобы знать, где просто, а где сложно… Сигнальчик тут поступил. Крики были. Ну, а с тобой, Смекалко, мы долго разбираться не будем. Содержание притона, изготовление наркотиков, склонение к употреблению… Разврат, опять-таки… Если чего найдем – вылетишь из Москвы лет на десять!

– Да завязал я давно, а если кто то ко мне под балдой пришел – я за него не ответчик.

– Ничего, тебе бы за себя ответить… – И участковый обернулся к рядовым милиционерам:

– Понятых привели? Тогда начинайте обыск.

Оперативники рассредоточились по квартире.

Через пару минут перед Виктором Ильичом появились несколько шприцов с контролем, толстая медицинская игла с намотанной на конце пожелтевшей ваткой, куча грязных аптечных пузырьков, еще несколько приспособлений, каждое из которых выдавало увлечения их хозяина.

– Ну, что, Смекалко? Узнаешь? Твое?

Василий обреченно пожал плечами:

– Не, не мое. Оставил, может кто? Да, был тут вчера у меня один мужик, все сварить предлагал. Но я отказался!

– В отказе, значит… – Проговорил участковый, – Ну, ничего, мы все вещдоки на экспертизу, дело заведем, все будет правильно. Не беспокойся.

– Мне-то чего беспокоиться?

– Ладно, ладно. Поговори у меня еще! Виктор Ильич повернулся к своей команде:

– Составляйте протокол обыска и задержания.

3.

Через полтора часа, после составления кучи бумаг, Свету, вместе с другими наркоманами, обысканных и напуганных страшными карами распихали по милицейским газикам и повезли в отделение. Она попала в одну машину с подругой стриженого. Та уже пришла в себя и кипела от злости.

– Ты врубаешся, что случилось? – Шептала она Свете, – Сдали нас. По-подлому сдали! Попадись мне этот стукач!.. Яйца вырву! Насильников нашли!.. Да у наших парней через год торча на этой гадости ничего между ног не шевелится! Девушка вдруг замолчала и оценивающе оглядела дрожжащую Свету:

– Ты первый раз?

– Так – да…

– Знаешь, как отмазываться?

– Нет…

– Никакой варки ты не видела. На твоих глазах никто не ширялся. А то, что ты под кайфом – на улице тебя угостил неизвестный, ну, скажем, кавказской внешности. Вмазал в парадняке. А к Васе-Торчку пришла музыку послушать… Все вроде… Въехала?

В отделении милиции задержанных посадили в “аквариум” и стали по двое вызывать на допрос. Свету взял сам Виктор Ильич.

Честно ответив на все анкетные вопросы, девушка повторила все, что ей говорили по пути в милицию.

– Складно, складно, – Качал головой участковый:

– Только не верю я ни единому твоему слову. Все вы одно и тоже поете. Как стих, заучили одну байку, и твердите ее, как попки.

Преисполнившись вдруг жалости к себе, Света заплакала:

– Вы теперь меня посадите!..

– У-у-у! Страшно стало? А по притонам шастать не страшно?! – Виктор Ильич вздохнул:

– Нет, Дарофеева, посадить я тебя не могу. С точки зрения Уголовного Кодекса, преступления ты не совершала. Ты сама для себя преступник! Наркотик же это медленное самоубийство, пойми ты это!

– Так вы меня отпустите?

– Этого я пока не могу. Повезем вас на наркологическую экспертизу, а там врачи решат, что с вами делать.

– А домой можно позвонить?

– Мы сами позвоним.

За решеткой “аквариума” Свету сразу обступили.

– Не раскололась?

– Нет, – Девушка устало опустилась на деревянную скамейку.

– Нас сейчас повезут в семнашку, – Зашептал ей Вася, – Там ссать заставят. Постарайся вместо мочи, набрать воду из толчка. Дырок у тебя нет, должны отпустить. Ты прогуляйся под моими окнами, бери все, что найдешь. Заныкай. Нас-то наверняка лечиться оставят…

Но в 17-й клинике все случилось наоборот.

Свете не удалось под бдительным взглядом хмурой санитарки подменить содержимое баночки с мочой. Анализ подтвердил наличие наркотика и девушку повели длинными зелеными коридорами в наркологическое отделение. Проходя мимо одного из забранных мелкой решеткой окон, она увидела Василия и всех, кто приехал вместе с ней. Они спокойно шли по двору, завернули за угол и исчезли в золотистом осеннем утре.

1.

Сладко потянувшись, Игорь Сергеевич открыл глаза. От вчерашней хмари не осталось и следа. За окном, над влажными крышами домов, проплывали облачка, прозрачные в ярком свете утреннего солнца.

Утреннего?!

Взглянув на часы, Дарофеев ужаснулся: без четверти восемь. А в девять у него начинается прием в Центре! Чуть не проспал! Он провел взглядом по комнате.

За ночь ничего не изменилось. Все свидетельства прихода рэкетиров были на месте. Конечно, перед запуском программы самовосстановления он и не думал прибираться. Теперь, в свете утра, перебитая мебель и разбросанные по полу рваные бумаги вызывали ассоциации с еврейскими погромами, за тем лишь исключением, что громили, как видно, атеисты – православного…

Дарофееву на миг показалось, что он попал в какое-то незнакомое помещение, в котором давно никто не живет. Откуда в какой-то спешке срочно выехали все обитатели, бросив и разломав все, что могло бы приглянуться будущим хозяевам.

Игорь Сергеевич встал. Тело вновь стало легким и послушным, голова – свежей, словно бы и не было вчерашнего избиения. Дарофеев с привычной гордостью отметил это. Он настолько привык к тем мелким “чудесам”, которые были ему по силам, что давно уже не удивлялся им, а воспринимал как должное.

Сознание собственной исключительности глубоко пустило в нем корни. Дарофеев ревностно оберегал ото всех свои секреты, как незамысловатые, так и настоящие серьезные открытия. Он строго придерживался концепции, что эзотерические знания нельзя доверять широкой аудитории. Иначе, каждый, обладающий терпением, сможет приблизиться к нему, господину Дарофееву. Приблизиться, или даже стать лучше! А это означало конкуренцию, снижение доходов, конец всей дарофеевской практики…

Хотя, где сейчас найдешь терпеливого человека? И проходя мимо книжных развалов с манускриптами Папюса, Блаватской, Кастанеды, Игорь Сергеевич лишь слегка усмехался, подавляя в себе желание сжечь всю эту литературу. Чтоб никто, кроме избранных не смел!..

В холодильнике на кухне нашелся кусок сыра, масло и хлеб.