— Осужденному Дезире Джонсону дозволяется исполнить свою последнюю волю, то есть выкурить сигарету выбранной им марки, которая будет предоставлена дирекцией пенитенциарного учреждения. Дабы не нарушать законно установленные на территории учреждения антитабачные меры, дирекции тюрьмы вменяется в обязанность оборудовать внутри тюрьмы или за ее пределами курительную зону, что позволит осужденному осуществить свое последнее желание, не нанося вреда персоналу. Как только Дезире Джонсон выкурит сигарету, ему будет введена смертельная инъекция в соответствии с ранее вынесенным приговором.

В детстве нам хотелось поскорее вырасти. Мы подчинялись тягостным правилам и долгие годы жили как узники в ожидании освобождения. Каникулы приносили непрочное ощущение независимости. Перед нами открывалась огромная вселенная, но осенью она вновь сжималась до размеров узкого школьного двора. Когда я был маленьким, мне надо было молчать, слушаться учителей и родителей, работать, учиться, а главное, терпеливо ждать, пока меня не примут в мир взрослых. В отрочестве, когда казалось, что до совершеннолетия рукой подать, каждый день ожидания становился все более мучительным. Шаг за шагом приближались мы к вратам настоящей жизни: первый заработок, первое свидание, первый поцелуй… Как и все мальчишки, я всматривался в тот рай, где будут сняты все запреты, где станет возможным действовать и выбирать, не спрашивая разрешения (по крайней мере, до женитьбы). Некоторые малозначительные поступки казались нам признаками зрелости: сесть за руль, пойти в ночной бар, купить «Playboy». Но первое из отвоеванных прав было, бесспорно, право курить… О раке мы вовсе не думали; напротив, кино и реклама приучили нас воспринимать сизого змия как символ свободы. Мы зажигали сигарету, вертели ее в пальцах, вдыхали дым и думали, что курение не только позволяет нам выглядеть загадочно, элегантно и современно, но и отличает человека от животного, не просто украшает нашу жизнь, но и помогает скорее стать взрослыми.

Мог ли я предполагать, что спустя многие годы самым опасным, захватывающим приключением моей жизни снова станет поиск потайного местечка для курения — помещения, закрывающегося на ключ и хорошо проветриваемого? Мог ли я вообразить, что придется сдать завоеванные позиции под жестким напором здравоохранительных мер? Мог ли я подумать, что через несколько лет относительной независимости моя социальная жизнь вернется в период бесправного детства, тогда как дети будут пользоваться безграничными привилегиями?

Однажды по неизвестным причинам взрослые захотели вернуться в детство. Им вдруг показалось, что самое главное — опекать малышей, слушать их рассказы, держать их за руку, — словом, строить идеальный детский мир и пробуждать ребенка в самих себе. Поколения поменялись идеалами — теперь взрослые стали завидовать детям и жалеть об утраченной непосредственности, чистоте, свежести, бодрости. Участники первых реалити-шоу уже старались вести себя не как зрелые, ответственные люди. Они охотно учились петь, танцевать, спать в общих спальнях, всенародно ссориться по пустякам и целоваться в знак примирения. Избавившись от взрослого страха показаться смешными, они кичились своей простотой перед аудиторией, тоже по большей части состоящей из малолеток, властителей рекламного рынка. Когда-то мечта о зрелости облегчала наше детство, а современное общество утешается мечтой о совершенстве, воплощением которого стал ребенок.

Об этом я думаю сегодня в туалете на третьем этаже мэрии, где я закрылся, чтобы выкурить «Мальборо» (смола: 0,5 мг; никотин: 0,04 мг; моноксид карбона: 0,5 мг). Я спускаю брюки, с наслаждением зажигаю сигарету, втягиваю в бронхи теплый дым, затем выдыхаю его. На прошлой неделе мне наконец при помощи отвертки удалось открыть заколоченное окно. Эта работа заняла у меня несколько месяцев, учитывая, что работал я по десять минут в день: надо было вынуть каждый винт, потом сантиметр за сантиметром отскребать клей, пока рама не поддалась. Подпольный курильщик должен выбирать хорошо проветриваемое помещение. Хотя крошечные туалеты и не снабжены детекторами, стоит дыму просочиться за дверь, и в коридоре завоет сирена. Поэтому, прежде чем покинуть туалет, я всегда проветриваю кабинку и тщательно закрываю окно.

До прошлого года на территории Административного центра еще существовали курилки. «Сокращающие свою жизнь» индивидуумы направлялись туда, как изгои, под презрительными взглядами коллег. Но с тех пор как детский сад распространился по всей мэрии, с тех пор как сопляки захватили здесь власть, нельзя было допустить ни малейшего риска интоксикации их драгоценных организмов. Взрослым позволено портить друг другу здоровье, ведь мы всего лишь жалкое сборище филологов, юристов, отцов семейств, работящих служащих… Но чтобы хоть на секунду подвергнуть молокососов воздействию табачного дыма! Не может быть и речи! Категорически запрещено! Бесполезно спорить! Пусть лучше курильщики воспользуются этой возможностью, чтобы избавиться от пагубного пристрастия.

Понятно, что драконовские меры не смягчили моих чувств по отношению к детям. Зато они позволили мне вновь вкусить подростковых удовольствий. От вредной привычки я и не собираюсь избавляться. Пусть дети заполонили весь Административный центр, они не помешают мне жить, как я хочу. Я курю с тайным мальчишеским наслаждением в кабинке площадью два квадратных метра, мстительно перечитывая надпись «Курение во время беременности вредит здоровью вашего ребенка». Плевать я хотел на правила внутреннего распорядка. Мне, как шкодливому пацану, нравится играть с огнем и глумиться над мелочной точностью нового устава, который грозит «судебными преследованиями» всем «нарушителям». Раньше тем, кто курил в зоне для некурящих, просто выносили предупреждение, сегодня их сурово наказывают. Но табачный дым ласкает мои бронхи утешительным теплом, и я злорадствую, представляя себе физиономию мэра во время оглашения санитарных требований. Он возглавляет список друзей детишек, мамаш и бабушек и считает, что преобразовал Центр в экологически безопасную зону. Ну пусть хоть лопнет от гордости, меня-то ему не достать, я все равно буду дымить прямо у него за спиной под вопли играющих в коридорах мэрии детей.

Сегодня утром мы встретились с мэром на ежемесячном совещании по вопросам качества жизни. Он во всеуслышание похвалил мой доклад: вдумчивое исследование, призванное выявить вред, наносимый природоохранными мерами. Никто дотоле не рассматривал это странное явление: ограничение числа дорожных полос в городе привело к увеличению пробок и загрязнению воздуха, от чего страдают в первую очередь горожане, то есть те, кого мы хотели защитить. Комплиментарная по отношению к мэру пресса в течение нескольких месяцев кричала, что дорожное движение стало свободнее, воздух чище, а жизнь лучше. Статистические данные не противоречат теоретическому выводу. Мэрия надеялась воздействовать на автомобилистов стимулирующими мерами, но они не сдались. Напротив, оборудование «коридоров для частного транспорта» спровоцировало резкий подъем содержания в воздухе серы и оксида карбона. Даже лето, сезон здоровья и спокойствия, превратилось в кошмар, когда в самом центре города обустроили пешеходную зону — теперь все соседние кварталы забиты пробками. Бессмысленно повторять, что все хорошо, если всем плохо. Политик не может одновременно покровительствовать и экологам, и автомобилистам.