А может, я сама не хочу им увлекаться. Наша связь больше похожа на удачное приключение, ей не хватает истинного содержания. Что-то – только не пойму, что именно, – остается пресным, бесцветным.

Дорогой Адам, я осмелилась излить тебе свои сомнения лишь потому, что отныне мы с тобой защищены друг от друга нашими новыми жизнями. И все же я хочу разобраться: почему наша связь прекратилась?

Твоя Луиза

Дорогая Луиза,

наша связь прекратилась потому, что оказалась слишком долгой. Время любви не союзник, оно благоприятствует лишь дружбе.

Встречая пожилые супружеские пары, чьи тела уже не так жаждут наслаждения, мы предполагаем, что привычка иссушает желание, но я боюсь, что речь идет об истощении другого рода: привязанность исключает страсть. Чем прочнее связь, тем слабее контакт. Какое коварное предательство! Влечение бросает любовников в объятия друг друга, тогда как взаимная привязанность постепенно заменяет прикосновения. Любовь приходит через плоть, а потом отталкивает ее.

Мы непоследовательны, дорогая Луиза, ибо нами движут две противоположные силы.

Любовь способствует узнаванию, желание стремится к неведомому. Любовь хранит верность до последнего вздоха, а вот пальцы, ладони, рот, пенис, низ живота – это искатели приключений, они всегда начеку, готовы броситься к неизведанному, жаждут иного, непривычного. В отличие от чувства, нуждающегося в постоянстве, наши неосознанные стремления влекут перемены. Кто согласится питаться одним и тем же блюдом на протяжении всей жизни?

Моя страсть к Лили, как и та, что я испытывал к тебе, когда-нибудь пройдет. Меня это не радует, но я предполагаю, что так будет. Хуже того: я это знаю. Мне бы только хотелось, чтобы у нас с ней это произошло как можно позже и одновременно.

Счастливыми называют именно те отношения, которые заканчиваются по обоюдному согласию.

Любовь может омрачить лишь одно трагическое обстоятельство: когда один из партнеров опережает другого, будь то в своем желании или в его угасании.

Твой друг

Адам

P. S. Мой самоубийца женится!

Дорогой Адам,

меня мучает один вопрос: ты встречаешься с другими женщинами или только с Лили?

Луиза

Только с Лили.

Адам

Какая перемена по сравнению с предыдущими месяцами!

Луиза

Прежде я набрасывался на женщин с частотой, которая походила скорее на упрямство, чем на желание. Разумеется, я пытался забыть тебя, дорогая Луиза; если не тебя, то, по крайней мере, нашу неудачу. Мне нравилось считать себя развратником.

Нам не всегда приходится принуждать себя именно к добродетели, иногда и наоборот.

Адам

Дорогой Адам,

мы с Брисом ездили за город, в его домик в Лорентидах, у подножия Мон-Тремблан.

Какая экзотика! Вообрази многочасовой путь, гигантские ели, бесконечные горные склоны, дорогу, зажатую между заледенелыми скалами, небо насыщенного голубого цвета, такое яркое, что на него невозможно смотреть не прищурившись, и вдруг твоему взору открываются шале, натыканные тут и там, славненькие, чистенькие, прямо как на картинке. Во время нашего путешествия у меня было такое чувство, будто мы с Брисом вернулись в детство, словно Гензель и Гретель, углубились в сказочный мир, в буйно разросшийся лес, где каждый становится крошечным, в ослепительные просторы, где снег, то легкий, как пыль, то твердый, как лед, то вязкий, как каша, радуется своим превращениям. Когда мы укрылись в бревенчатой хижине, я оценила, насколько важен камин, я даже забыла, какое это наслаждение, потому что прежде жила в мягком климате. Вновь осознав разницу между «снаружи» и «внутри», я восторгаюсь плотными ставнями, наслаждаюсь уютом разнообразных тканей – кашемировых пледов, ангорских шалей, мольтоновых накидок – и бегу к огню, словно маленькая девочка, которая ищет защиты в папиных объятиях.

Если бы ты увидел нас с Брисом вчера вечером, то имел бы полное право посмеяться над нами: мы сидели нагишом перед телевизором, укутавшись в шкуры, этакие кроманьонец и кроманьонка, и смотрели хоккейный матч. Кто бы мог подумать, что я буду переживать из-за шайбы, за которую борются здоровенные детины с палками в руках? А удача то поворачивается к ним лицом, то, наоборот, отворачивается… Мы были смешны, признаю, но зато очень довольны.

А как ты? Вы снова отправились в Нормандию или остались в Париже?

Я очень рада, что тебе хорошо с Лили; однако мне не дает покоя один вопрос: тебя не смущает, что ее страсть возникла искусственным образом?

Помнишь, ты лихо заявил, что знаешь, как вызвать любовь, я не поверила, и ты решил доказать мне это, заведя интрижку с Лили?

Сегодня ты добился своего. Браво. Но разве ты забыл, каким способом достиг желаемого? Неужели эликсир исчез из твоей памяти?

Я бы на твоем месте опасалась. Какая часть ее привязанности принадлежит формуле, а какая – непосредственно тебе?

Мимолетное увлечение Лили представляется мне скорее машинальным, чем глубоко укоренившимся. Если, как утверждают психоаналитики, во время лечения всегда происходит эмоциональный перенос, то Лили увлеклась тобой лишь потому, что ты ее терапевт, а не потому, что ты – это ты; с таким же успехом она могла увлечься и другим врачевателем. Лили испытывает к тебе нечто вроде обезличенного почитания.

Возможно, я ошибаюсь… Но поскольку я уверена, что у тебя уже есть продуманный ответ, прошу тебя просветить меня на этот счет.

С дружескими пожеланиями,

Луиза

Дорогая Луиза, ты путаешь зарождение любви и ее развитие.

Конечно, я искусственно вызвал страсть Лили, но теперь, когда эта страсть существует, она обрисовывается, становится конкретной, реальной, особенной, подпитываемая мной, тем, что между нами происходит, тем, что мы создаем вместе. Эликсир стал искрой, однако возникшее пламя продолжило собственное существование и пожар полностью принадлежит нам.

Для сравнения, рассмотрим психосоматическую болезнь: да, ее порождает сознание, но потом, во что бы она ни развилась, будь то простуда, несварение желудка, экзема, рак, – она превращается в отдельный, автономный организм, живущий в своем ритме и не имеющий никакого отношения к тем переживаниям, которые ее вызвали. Даже если больной и осознает, что источник его недомогания связан с рассудком, недуг не отступит. Даже если он пожалеет об этом, ничего уже нельзя изменить.

Пусть увлечение Лили и было спровоцировано мной, оно дышит, такое крепкое, сильное и направленное именно на меня, что я даже отказался от роли врача ради того, чтобы быть лишь влюбленным голубком.

Искренне твой,

Адам

Ясно. Ты бросил камень, и теперь он катится сам по себе.