которого располагался поселок – приземистые одноэтажные деревянные избы, окружавшие центральную площадь, на которой находилось с полдюжины двухэтажных домов. С одной стороны возвышалась церковь с башенкой-колокольней. А за палисадом – хижины поскромнее, некоторые даже скорее были похожи на большие шалаши.

Светило ласковое солнце, пели птички, чуть поодаль зеленели леса… А ведь еще вчера в заливе Святого Лаврентия дул холодный северный ветер, волны захлестывали палубу, и большая часть пассажиров лежала на палубе, страдая от качки. На меня, к счастью, морская болезнь не подействовала, но и мне было боязно выходить на палубу – того и гляди упадешь за борт. Так что я не мог дождаться, когда мне наконец доведется ступить на твердую землю… А мой отец, Кузьма Васильевич, служил на флоте – сначала на российском, а потом волею судеб на шведском корабле, на котором он и прибыл в Квебек.

– Да, это не Рио-де-Жанейро, – насмешливо произнес кто-то из русских.

Не знаю, что такое Рио-де-Жанейро, но перед нами был городок, не похожий даже на Квебек. Тем не менее мне он понравился – тихо, спокойно, чисто – даже там, где теснились хижины…

– А вон и кузница, – показал я рукой своему другу Клаусу Ойгену Кинцеру на стоящее чуть поодаль каменное здание – наверное, единственное во всем поселке, из трубы которого поднимался густой черный дым. Называл я его, с легкой руки Томми Робинсона, по-французски – Эжен. Хотя французского он почти не знает, зато учит русский язык, старательно, как все немцы. Правда, Эжен делает множество ошибок, порой очень смешных. Вот как сейчас:

– Я надеюсь, что господин коллега наш друг будет.

Да, Эжен – оружейник, а я – кузнец. Точнее, кузнец – мой отец, но его Хас попросил остаться в Квебеке, ведь только он из всех русских свободно говорит по-французски. А я долгие годы был у него помощником, но уже года четыре, как он начал доверять мне все более сложную работу, а перед нашим отъездом обнял меня и прошептал на ухо:

– Сынок, ты будешь хорошим кузнецом, я знаю. Эх, не хочется тебя отпускать, но, сам знаешь, долг превыше всего… Слушайся во всем наших друзей-воинов – они тебе плохого не присоветуют. И не забывай нас с Васенькой.

Но только сейчас, когда наше путешествие подошло к концу, я осознал, что теперь решать все вопросы придётся мне лично. Как говорил мне отец, мужчиной становишься тогда, когда груз ответственности ложится на твои плечи. И, пока папы с нами нет, я – единственный кузнец нашего нового племени и один из двух его оружейников.

Да, оружия на первое время у нас хватает – губернатор распорядился передать нам большую часть трофеев, взятых в битве на Мононгахеле. Тогда мы вместе с французами разбили превосходящие силы англичан. Мне тоже довелось поучаствовать в том бою и застрелить из ружья двух неприятельских солдат.

Но, главное, теперь у нас имеется около шестисот весьма неплохих ружей. Конечно, ни в какой степени не сравнимых с оружием наших друзей из отряда Хаса, но таких, как у нас, нет и у многих здешних жителей…

Еще в Квебеке мы с отцом, Клаусом и Хасом с его людьми обсуждали, как сказал русский капитан, «оружие прошлого». Почему «прошлого», я не понял, ведь того, о чем нам рассказывали наши друзья, нет нигде. И еще они размышляли, как сделать более прочное железо – Хас назвал его «сталью» – для изготовления оружия. Мы размышляли о разных конструкциях ружей, в том числе и многозарядных. И придумывали, как сделать порох, от которого почти нет дыма. Хас даже рассказал про некую «гремучую ртуть», которая при ударе дает искру, воспламеняющую порох, но никто из русских не помнил секрета ее изготовления. Кто знает, может, нам повезет, и мы когда-нибудь сумеем сделать эту ртуть…

Так что первое, что нам надо – это построить и оборудовать кузницу, благо отец передал нам весь свой инструмент. Железная руда, некоторые другие металлы и уголь добываются на соседнем острове Иль-Руаяль, что означает «Королевский остров». И, как нам рассказали, и то, и другое можно достать в любом количестве и весьма недорого. По крайней мере, так нас заверили, а как все это будет на самом деле – посмотрим. Хотя… Насколько я знаю моих русских друзей, они умеют добиваться желаемого.

Но пока что нам нужно сделать первый шаг – открыть свою мастерскую. И найти, как ужиться с конкурентом. Ведь бояться ему нечего – мы не собираемся перебивать у него клиентов, у нас, как говорят ребята Хаса, другой профиль деятельности.

– Вряд ли он будет нашим другом, – покачал я головой. – Но попробуем хотя бы добиться того, чтобы он не стал нашим врагом.

Специально для нашей группы была выделена двухэтажная офицерская казарма на территории форта – вообще-то он строился для пятисот человек, но сейчас в нем было всего лишь полторы сотни. Мне досталась небольшая угловая комната с двумя топчанами, с видом на поселок и на лес. Шкафов не было, так что я положил свои вещи в угол, подумав, что надо будет сколотить хоть полку, и пошел к немцу, который внимательно следил за тем, чтобы наш инструмент перенесли на склад рядом с казармой и аккуратно сложили его, да не просто сложили, а сделали это бережно и не бросили на пол – именно так выглядела вторая половина склада.

– Ну что, Эжен, пойдем познакомимся со здешним кузнецом? Заодно и место для мастерской присмотрим.

Кузница оказалась лишь одним из нескольких зданий, обнесенных высоким забором. Жилой деревянный дом, целых два каменных строения – второе мы с корабля не увидели, потому что его заслоняло первое. Конюшня, несколько хозяйственных построек, крепкие ворота… Я постучал, и сразу же за забором залаял пес. Вскоре послышался недовольный голос – человек говорил по-французски, но, как я понял по его произношению, он не был французом:

– Кто это пришел? Кому дома не сидится?

– Андрей Новиков и Клаус Ойген Кинцер, мы тоже кузнецы, – ответил я на том же языке.

– Кинцер? – в голосе человека за забором послышалось удивление. Он немного помолчал, прокашлялся, а потом вдруг заговорил по-немецки. Эжен ответил ему на том же языке, ворота распахнулись, и хозяин – высокий светловолосый человек с небольшой бородкой – обнял Эжена, а потом протянул мне свою огромную ладонь и что-то приветливо сказал.

– Хозяин приглашает нас к себе, – перевел Эжен. – Я знаю его, пять лет назад мы вместе в Бремен работали. Он из Эсслинген, рядом с Штутгарт,