Немцев под Сталинградом разгромили. Вначале сопровождали наши наступающие части, а вскоре большинство самолетов отправили в Саратов на ремонт. Из Саратова дивизию перебросили под Курск. Весь полк отдыхал, кроме шести экипажей разведчиков. Вот мы, двенадцать апостолов, как нас прозвали, каждую ночь выходили на разведку. За каждым экипажем был закреплен свой маршрут. Летая таким образом, привыкаешь, присматриваешься, любое изменение уже видишь. Вот в таком вылете мы со штурманом обнаружили большую немецкую колонну автомашин, которая шла к фронту. Шли с голубыми фарами. Сначала хотели по ним врезать, а потом решили понаблюдать. Ушли в сторонку. Видим, что они подъехали к какой-то маленькой станции. Видимо, были организованы большие склады боеприпасов. Как потом выяснилось, там была сумасшедшая охрана — одних прожекторов больше десятка! Вернулись из вылета, Коля написал донесение и указал там, что в районе станции Поныри в скором времени ожидается наступление, я расписался. Наше донесение пошло, как полагается, в штаб армии, в штаб фронта. А вскоре пришел приказ эти склады уничтожить. Прилетел командир дивизии, зачитал боевое задание и говорит: «Ребята, кто добровольцем согласен первым пойти на эту цель, прошу выйти из строя». Раз, два — весь строй вышел. Он улыбнулся: «Спасибо, гвардейцы». И тут вдруг выходит Шурочка Полякова, единственная летчица в полку. Маленького росточка, такая кругленькая, веселая щебетунья, хорошая девка, компанейская, всегда готовая помочь, даже могла предложить пришить воротничок. Ее муж, высокий худой мужик, был у нее штурманом: «Товарищ командир, разрешите нашему экипажу». Тут Коля меня как стукнет по горбу, так я и вылетел из строя. Говорю: «Товарищ генерал, наш район, мы каждую ночь туда ходим, мы знаем каждую песчинку, разрешите нам». — «Хорошо. Шурочка, идите в строй, полетите вместе со всеми». Подошла ночь. Вся дивизия по полкам взлетела, а мы поднялись в воздух через полчаса после их взлета. Нас провожал только наш технарь Алексей Петрович Ландин, больше никто. Вышли на цель. Тишина. Надо же их разбудить. Я делаю круг над этим районом. Молчат. Включаю огни. Опять круг. Вот тут они не выдержали. Включился один прожектор, второй, и началось! Снаряды рвутся выше и по сторонам, самолет треплетірт близких разрывов. Вдруг огонь начинает стихать. Коля говорит: «Наши на подходе». Круто разворачиваюсь на летящие снаряды и ввожу самолет в пикирование: «Давай, Коля!» Бомбы сбросили. Я направляю нос самолета на зинитки и пускаю РСы. Коля еще из пулемета почистил там кое-что, и тут пошли наши бомбить. Мы спокойно вернулись на базу. Не вернулась Шурочка. В дальнейшем стало известно, что их сбили. Она смогла посадить самолет. Штурман снял ДА, и они залегли. Отстреливались до последнего патрона, а потом оба застрелились. Их похоронили немцы с почестями, как полагается хоронить героев.

Вылет получился удачный. Правда, наш технарь ругался на чем свет стоит: «Почему столько дырок?!» Я говорю: «Петрович, скажи спасибо, что живыми вернулись». — «Это точно! Я богу молился за вас!» Хороший человек, все войну со мной прошел. В начале 43-го он мне котенка подбросил. Я тогда был замом комэска, но получилось так, что комэска у нас не было. Фактически эскадрилья моя. Куда-то мы перебазировались. Гряз, дождь. Выруливаем на старт по звеньям. Я впереди. Распоряжается на старте заместитель командира полка по летной подготовке. Машет флажком, скорей давай. А тут мне с задней кабины по плечу стучат, остановись. Мало ли чего — я остановился. Он выскакивает из самолета, куда-то отбегает и бегом обратно. Принес маленького серого котенка. Прилетели на новое место базирования, и у меня оказался котенок. Пока он был маленький, летал вместе со мной на задания. Привык, знал, что его место в комбинезоне за пазухой. Как-то летали ночь. Утром куда-то надо срочно перебазироваться. Не жравши, не спавши, чуть живые. Перебазировались на какую-то площадку среди леса. Затащили свои самолеты в лес, замаскировали. Кот походил, походил и ушел. Я лежу под крылом, засыпаю, и вдруг по мне кто-то идет. Пришел кот и принес мне мышь. Сидит и показывает, муркает. Как я был благодарен этому коту! Мышь я есть не стал, только его погладил. Потом я его пристроил на кухне. Нам, «двенадцати апостолам», в столовой обычно накрывали отдельный стол. Всем выдавали по 100 граммов, а у нас стоял графин. Кушай, сколько хочешь. Так он у нас стоял и стоял, мы не пили — так уставали, что не хотелось. Куда там, и так свалишься. К нам эти официантки, хорошие девки, имели особое расположение. И вот кота я им сплавил.

— БАО у вас был постоянный?

— С Курска и до конца войны. Прекрасный был батальон, хорошая обслуга. И мастерские отличные, и снабжение прекрасное. Начальником боепитания был одессит Жора, «одесский жулик», как мы его называли. Красавец парень, чернявый, с тонкими усиками. Он все шутил: «Вас обслуживать, хуже дела нет! То ли дело мы «пешки» обслуживали или ДБ — это же самолеты! Две тонны им подбросишь, нагрузишь, а потом сутки отдыхаешь. А у вас?! 20Ü килограммов подбросил, через полчаса опять грузи. Вы, как мухи тут летаете!»

А за тот вылет на склады нам с Колей по Красному Знамени дали. Это у меня уже вторая награда была. Первая награда — медаль «За отвагу»… Ну это с приключениями… Рассказать?.. Да, ну… Когда летали в Подмосковье, то нас бросали по всему Западному фронту. В какой-то момент нам приказали поддерживать «партизан», а по сути, окруженные воинские части и к ним примкнувших партизан. Этот отряд мы снабжали боеприпасами, харчем, медикаментами, а оттуда вывозили раненых. Как-то на рассвете все улетели, а я на взлете не вытянул, наехал на кусты, винт побил. Взял раненых, а оттепель, снег рыхлый, и еще не то мастерство было. В общем, винт разбился. Самолет Феди Маслова был подбит. Он тоже остался. Командир эскадрильи старший лейтенант Брешко (фамилия изменена) улетел, пообещав доставить винт. А тут «мессера»… Они сожгли Федин самолет, а потом и мой. Так я с механиком и Федя остались у партизан. Командир партизан говорит: «Ребята, чтобы перейти линию фронта, на лыжах надо пройти километров двадцать-тридцать». Ребята на лыжах ходить не умели. Что делать? Не одному же идти! «Тогда идите на запад. Тут километров через двенадцать начинаются позиции окруженной 33-й армии. К ним летают самолеты. Вы улетите». Мы уже собрались уходить. Он говорит: «Подождите, я вам справочку дам». Написал нам справку, произведя нас в большие чины — майору Маслову и майору Михаленко. Тогда как я — старшина, а Федя — младший лейтенант. Печать, все, как полагается, подпись «полковник Петров». Я думаю, что он такой же полковник Петров, как я Иванов. Мы пошли в 33-ю армию. Шли по колено в снегу. Очень тяжело, долго и голодно. Дошли до наших. Нас направили в деревню, где располагались тыловые службы армии. Зашли в избу. Федя свалился прямо у стенки — уже ходить не мог, до того устал. Он же маленького росточка, худой, тощий. Изба — одна здоровая комната с печкой. В центре комнаты — большой стол, на столе самовар, всякие яства — окорока, колбаска, коньяк. Нам даже никто не предложил! Когда заикнулся о еде, начпрод заявил: «Ваши аттестаты?» — «Кто же берет на боевое задание аттестаты?!» — «Нет аттестата — нет харча». Сами сидят, жрут, а мы, обессиленные, свалились около стены. Видимо, тут находилось все тыловое начальство. У них был аэродром и свои По-2, которые летали на Большую землю. Говорю: «Хоть как-то помогите нам. По одному вашим самолетом отправьте». — «Самолеты не для вас. У нас полно своих задач». Что тут сделаешь?! На мой взгляд, в этой армии произошла измена. Вся армия доходила от голода, а эти жрали яства. Потом, рядом в сарае, было полно боеприпасов. Я сам их видел! Приходили командиры, просили снарядов, а им говорили, что нету.