«Повседневная жизнь Мекки» — вот формула, означающая точку отсчета времени и время платить по счетам. Смена солнц и лун отмечает приближение этого срока. Человек подчинен устоявшемуся ритму. Время начинается с создания мира, Бог — его источник и направление. Незыблемое, непоколебимое — это океан времени, а человек — лишь пена дней. Для мусульманина пульсация жизни заключается не в движении стрелок по циферблату, а в пяти «остановках» сердца, устремленного к Мекке, и в молитве. «В каждом дне, сотворенном Богом, достаточно страдания», — сказал бы христианин. «В каждом дне, вычитаемом у человека, достаточно молитв», — ответил бы мусульманин. «Мы на земле живем лишь день» — эти слова Ламартина[11] созвучны исламской концепции времени.

На самом деле из 440 случаев употребления слова «день» в Книге Божьей 385 подразумевают день Страшного Суда — «неизбежный», «ужасный» день, когда мертвые воскреснут, а Мекка воссоединится с Иерусалимом, когда каждый должен будет доказать, что он достоин войти в жизнь истинную, вечную. Все это ждет своего часа. В Коране сказано, что этот мир будет возвращен в первоначальное состояние, а души — в телесные оболочки. Это день подведения итогов и день возмездия, (по-арабски называемый яум аль-хисаб ва-ль-икаб), ибо деяния и бездействие человечества будут взвешены на весах матери дней, вечности. И вселенная, и время созданы для того, чтобы однажды исчезнуть. Набожный мусульманин может задаваться вопросом: «Если существует только единственный день сведения счетов, то зачем считать остальные?» В конце концов никому не дано предугадать его приход, ведь даже Посланник божий, Мухаммед, не мог сказать, когда он наступит. Это ведомо лишь Аллаху — Господину миров и Владыке судного дня, как написано в суре аль-Фатихе, открывающей Коран.

Подобно тому, как пламя состоит из бессчетных искр, океан из капель воды, а умма — из отдельных людей, так и судный день образуют множество дней, следующих друг за другом и сливающихся в единстве. И как в глазах Платона время представало изменчивым образом вечности, так для ислама дни представляют собой изменчивый образ дня, а Мекка, расположенная в центре пустыни, — песочные часы. Согласно космологии ислама, время и пространство сгорят, поглотят друг друга в Каабе. Родина пророка навсегда останется лишь каплей времени, точкой в пространстве, ростком и одновременно завершением жизненного цикла. Мекка может быть отделена от мира только Судным днем, вечностью. Бог объединяет и властвует; в конце времен разделение — работа дьявола, так как разделять время означало бы расчленять один из божественных атрибутов — вечность; нарушать же единство — профанация святыни. Не от одного ли корня арабского языка происходят слова «разрешенный» (халялъ) и «распущенный» (инхиляль).[12]

Святой город Мекка живет за счет паломников и для паломников, причем паломничество может быть предписанным религией и коллективным (хадж) или добровольным, совершаемым в одиночку (умра). В Мекке не развито сельское хозяйство, промышленность или даже ремесло, и существует она — не считая, разумеется, милости Всевышнего — благодаря молитвам и деньгам хаджи. Этих «гостей», пришедших в обитель Бога, мгновенно окружают хозяева гостиниц и ресторанов, гиды и торговцы, жажда наживы которых сравнима только с жаждой небесных сокровищ самими паломниками. Мекка — храм Божий и рынок. Но Мухаммед не изгонял торговцев из мечети, ибо сам занимался торговлей.»

«В конце концов мечеть и базар неплохо уживаются», — добавлял «праведный халиф» Омар, второй «заместитель посланника Божия». Во всех традиционных мусульманских городах заключены эти два полюса. Слово торговца — сребреник, а молитвенное молчание — золото. С какой стороны ни взгляни на Мекку, образ ее двоится, и ее секрет, как и ее разгадка, — в изначально присущей ей неоднозначности. Она живет в ритме двух времен и принимает два календаря, мусульманский и григорианский, лунный и солнечный, религиозный и светский. Иные времена, прежние обычаи.

Повседневная жизнь Мекки касается, прежде всего, жителей Саудовской Аравии, затем — рабочих-иммигрантов, наем которых строго ограничен, и паломников, приезжающих со всех концов света. Она касается каждой мусульманской семьи и предполагает, помимо всего прочего, устойчивость и стабильность на всей планете. Умма концентрическими кругами расходится от Каабы, причем ближний к ней круг составляют жители Мекки, авангард, который выступает посредником между верующими, чьи интересы они отражают, принимая во внимание их этническое, национальное и социальное разнообразие и их заботы, и святая святых, отражением света которой они являются.

Если для современной геополитики Мекка является неотъемлемой частью Королевства Саудовская Аравия, то в то же время она остается независимой территорией, на которую никто не в праве претендовать. Но в то же время город, наполненный святостью, всегда был заветной целью для многих завоевателей и становился причиной жестоких войн, порождая неутолимую ненависть. Город слишком мистический, чтобы не быть политическим. Слишком отрешенный, чтобы не вызывать к себе интереса. Слишком экуменический, чтобы не порождать сектантства. Частица небес на земле, облачко святой пыли на небосводе. Мекка — город между мирами сакрального и профанного, обитель Бога, осажденная демонами.

Мекка. Религиозная метрополия ислама, центр и источник политической законности, к которому веками тянулись эмиры, султаны, короли и президенты. Ислам, представляя собой «полную и глобальную» систему, неравномерно наслаивает друг на друга религию, государство и век. Так, претендующие на власть лидеры мусульман прибегают к присяге верности «Господину Двух Миров», чтобы добиться повиновения от своих собратьев по вере. Государственный деятель в исламе, прежде всего, — «тень Аллаха на земле», и дело его — править для тени Аллаха, для света его книги. Президент Турции генерал Кенан Эврен, руководивший республикой, особо подчеркивавшей свой светский характер, счел уместным поездку в Мекку (в Каноссу,[13] шептали злые языки) и совершение паломничества-умры накануне принятия полномочий. В 1988 году его премьер-министр Тюргут Озал пышно обставил свое отправление в большое паломничество.[14] Стать «защитником» — честь, за которую сражались просвещенные деспоты и пламенные революционеры. Присвоить Мекку и править уммой. Мекка — постоянное яблоко раздора.