Мы вышли из ресторана и решили еще немного погулять под дождем. Он любил дождь не меньше, чем я. Водитель все также продолжал бесшумно ехать вдоль заплаканного тротуара, по которому мы медленно шагали. Каждый из нас думал о чем-то своем, и вдруг он спросил:

– А что ты думаешь о смерти?

– Ну… я не думаю о ней вообще. – Его вопрос меня абсолютно не удивил.

– Вообще о ней не думаешь?.. Но о ней иногда нужно думать, просто потому что она существует и с этим нужно считаться. – Он смотрел на меня своими странными глазами.

– Я знаю одно: умирать не страшно, просто обидно. Если я умру завтра, будет действительно обидно… Мне будет жаль родителей… Ну и, конечно, моя собака… он меня очень любит. Просто безумно. Ему точно будет меня не хватать. Но я надеюсь, что я не умру завтра. Мне бы этого очень не хотелось. Чего я действительно боюсь, так это смерти близких людей. Меня не пугает моя собственная смерть, потому что я знаю, что это такое. Но я также знаю, что такое смерть самого родного человека. Вот, что по-настоящему страшно. И если я буду продолжать переходить дорогу на красный свет и не смотреть по сторонам, тогда мои шансы дожить до завтра невелики. Мы не в Европе, а в Украине и с этим нужно считаться.

– Юля, просто прими это: пока ты со мной, с тобой ничего не случится. Это понятно? – жестко сказал мой приятель.

– Возможно. А когда тебя не будет рядом со мной, то что? Случится? – Я смеялась.

– Когда меня не будет рядом с тобой, будут совсем другие обстоятельства. И с тобой все равно ничего не случится. Ясно, девочка моя? Пойдем в машину, ты простудишься. – В отличие от меня он говорил абсолютно серьезно.

– Если ты нормально себя чувствуешь, давай погуляем еще десять минут и сядем в машину… обещаю. – Мне нравилось дышать своеобразным воздухом этого города.

Мы проходили мимо какой-то бабушки, которая сидела, закутавшись в плед, и продавала немногочисленные овощи. Что-то привлекло его внимание… Он подошел к старушке, с интересом стал изучать ее товар и задавать вопросы:

– Скажите, пожалуйста, а что это у вас за овощ такой необычный?

– Это пастернак, сыночек, – ответила старушка простуженным голосом.

– Борис Леонидович? – Он ласково ей улыбался.

– Что, сыночек? Это очень полезный овощ…

– А как вас зовут? – поинтересовался он.

– Катерина Ивановна, – ответила удивленная бабушка.

– Екатерина Ивановна, а что вы еще продаете?

– Помидоры, картошку… все сама выращиваю. Все очень вкусное. Только уже вечер, почти все разобрали.

– А дайте нам, пожалуйста, все, что у вас осталось. И пастернак, обязательно. Мы попробуем, да? – Он с улыбкой посмотрел на меня. Конечно. С удовольствием, – я улыбнулась сначала ему, потом бабушке.

Счастливая старушка, которой можно было уже не мерзнуть и спокойно собираться домой, огласила цену и трепетно раскладывала фрукты и овощи по пакетам. Он взял пакеты с овощами, аккуратно положил ей какие-то деньги на край маленького столика и быстро зашагал по направлению к водителю, который уже шел ему навстречу. У нас за спиной раздался возглас бабушки: «Сыночек… ты что? Ты что сделал? Ты с ума сошел… Спасибо, сыночек».

Я вышла на балкон… Шел дождь… Я молча смотрела, как крупные прозрачные капли предательски стекают по стеклу… Наигранные слезы сентиментальной осени… Я чувствовала его дыхание: дыхание дождя и дыхание человека, который стоял совсем рядом. Он не смотрел на дождь, он смотрел на меня. Я чувствовала его взгляд также остро, как тогда… в аэропорту. Сколько времени прошло с тех пор, как я увидела его впервые? Две, три недели?.. Тогда откуда это знакомое ощущение, что я ждала Его всю жизнь и что этот дождь без Него уже не будет таким как прежде? В голове пульсировала только одна мысль: «Беги. Сейчас… пока не поздно. Едь в отель, домой, куда-нибудь». Да. В этот момент он молча обнял меня. Его рука скользнула по черно-белому изображению Моники Белуччи на моей футболке, и он тихо спросил: «Где шрам? Здесь?» Да. Шрам… здесь. Поздно. Хотя я все-таки успела что-то сказать про отель.

Каждый день с ним стоил сотни многих, прожитых до этого. Мне нравилось с ним молчать… нравилось, как он на меня смотрит… особенно по утрам. Я открывала глаза, и мне хотелось улыбаться, потому что его улыбка опережала мои первые предрассветные мысли… Мне даже нравилось по три часа ждать его в ресторане… он словно жил вне времени… так же, как и я… Ему я приготовила первый фреш в своей жизни… фреш, приготовленный для кого-то, кроме себя… С ним я попробовала вкрутить свою первую в жизни лампочку… и уничтожила скучный искусственный свет… а он искренне радовался за меня, потому что знал, что я предпочитаю солнечный… Впрочем, когда он решил вкрутить лампочку, у него это получилось не лучше – он уничтожил свет во всей квартире под мой радостный счастливый смех… Мы были одинаково не приспособлены к быту… мы не хотели ни с кем жить… мы одинаково любили безграничную свободу и одиночество, уважали молчание и чтили тишину… может быть, поэтому нам было так легко. Он заказывал все меню в ресторане… при этом мы почти ничего не ели, забирали домой, а потом выбрасывали. Меня забавляло, как он злился, когда интеллигентный украинский охранник в ресторане услужливо назвал его черный шарф «аксессуаром»… Мне доставляло удовольствие бегать по сказочному осеннему парку, просто думать о том, что он есть и не отвечать на звонки всего Мира. Я восхищалась его уважительным отношением к людям, которые круглосуточно на него работали или просто встречались на его жизненном пути. Мне нравилось, как он называл меня прекрасной девочкой или волшебной девочкой. Мне даже понравилось, как он сквозь смех назвал меня идиоткой, когда я не смогла ответить на вопрос, в каком году родился Ван Гог:

– Я не помню, в каком году родился Ван Гог… у меня плохая память на даты… но я восхищаюсь его картинами. Зато я знаю, что в Париже, в «Grand Palais», сейчас проходит ретроспективная выставка Клода Моне… и я обязательно туда попаду. И что это за вопросы в четыре утра?)))

– Лучше спи, – говорил он сквозь смех. – И обними меня качественно.

– Что значит спи? Идиоткой меня еще никто не называл. Хотя я действительно впервые в жизни чувствую себя идиоткой… рядом с тобой.

– Ну… должен же быть хоть один человек в этом мире, рядом с которым ты почувствуешь себя идиоткой… – Он дразнил меня, и даже в темноте я видела его улыбку.

– Да… должен быть. И я очень рада, что ты есть.

– Рыжик… ты прекрасная девочка. Можно я буду называть тебя Рыжик?

– Ну… это определенно лучше, чем идиотка.

– Ты очень умная девочка.

– Это ты к чему сказал?

– Что за вопросы? «К чему ты это сказал?» Просто сказал, что ты умная девочка. Ты же не идиотка?

Мы смеялись сквозь сон. На следующий день он улетит, а я – уеду. Он нежно сжимал мою руку во сне. Так я и проснулась, а он все продолжал держать меня за руку… Противный рассвет… на этот раз мне захотелось уничтожить солнечный свет, но я не знала, где выкручивается небесная лампочка.