тренд. К счастью, собеседник отреагировал именно так, как ожидалось. Всё, что нужно, было сказано, и на этом тему увлечений молодого Колоярова следовало плавно закруглить.

— Ну что же, как знаете, — согласилась Стоцкая. — Но помните, что в моём лице вы всегда найдёте верного друга.

Тихомир Колояров особым умом не блистал, но до него вскорости обязательно дойдёт простая истина, что даже если шантажа как такового не было, то из этого совсем не следует, что у Стоцкой нет возможности сообщить его дяде вещи, которые тому знать совсем не стоит. Но разумеется, она никогда так не поступит с другом. Ведь для того и существует дружба, чтобы помогать друзьям, разве нет?

— Ах да, — спохватилась Ирина. — Совсем забыла, для чего я попросила вас о встрече. Вы не могли бы выступить консультантом по одному небольшому вопросу? Разумеется, с соответствующей оплатой ваших услуг эксперта.

Колояров снова вытаращился на Ирину. К счастью, во рту у него уже не было осетрины, которой он мог бы подавиться.

— Нет-нет, господин Тихомир! — воскликнула Стоцкая. — Догадываюсь, о чём вы подумали, но вы ошибаетесь! Я не собираюсь расспрашивать вас о секретах вашей семьи. Меня интересует консультация по совершенно постороннему вопросу.

Тихомир Колояров принадлежал к верхушке старой аристократической семьи и имел доступ ко всем семейным секретам, вот только шансы занять какую-то серьёзную позицию у него были минимальные. У его дяди, главы семьи, было три родных сына, и было бы наивным надеяться, что двоюродные братья уступят ему что-то, достойное упоминания. Нужно ли объяснять, что ему это, мягко говоря, не нравилось? Бармен из «Серебряной мыши» в своём ежедневном отчёте подробно описал, как Тихомир жаловался на такое положение дел своему милому дружку, при этом называя дядю не иначе как старым козлом, а кузенов — тупыми уродами. Словом, Тихомир Колояров был идеальным объектом для вербовки.

— Ну если насчёт постороннего вопроса, — глубокомысленно промычал тот, — то это, наверное, возможно.

— Очень хорошо, — обрадовалась Стоцкая. — Вы, как человек, понимающий глубинные политические течения, — (Колояров непроизвольно приосанился), — наверняка информированы о предстоящем голосовании в Совете Лучших по поводу последнего законопроекта о лицензионных исключениях. Вы не могли бы рассказать мне свои соображения по поводу текущего расклада?

Ирина быстро записывала за Тихомиром. Своим соображениям, у него, разумеется, взяться было неоткуда, но семейство Колояровых было традиционно хорошо информировано, ну а сведения по многочисленным союзникам семейства и вовсе были совершенно точными.

— Благодарю вас, господин Тихомир, — наконец сказала Ирина, — вы очень мне помогли. Вот в этом конверте ваш гонорар за консультацию. Не отказывайтесь, — строго заметила она в ответ на робкую попытку отпихнуть конверт, — это стандартный гонорар эксперта, который мы платим за консультацию такого уровня. Надеюсь, вы не откажетесь время от времени консультировать нас по разным вопросам? Разумеется, на условиях строгой конфиденциальности, и конечно же, мы никогда не станем спрашивать у вас ничего, касающегося вашей семьи.

Заставлять Колоярова шпионить за своей семьёй Стоцкая и в самом деле не собиралась. О семействе Колояровых ей расскажет кто-нибудь другой, зато в случае, если Тихомира раскроют, семья Арди с полной ответственностью сможет заявить, что не занималась шпионажем, а просто нанимала его как консультанта. Повода для ссоры не будет, да и непутёвому племяннику это может сойти с рук.

— Ну, я думаю, это вполне возможно, — ответил Тихомир, неловко засовывая пухлый конверт во внутренний карман.

— Я рада знакомству с вами, господин Тихомир, — расцвела Ирина, — и надеюсь, что наша дружба надолго. А лучше навсегда.

Лично Ирина в этом нисколько не сомневалась.

* * *

Воздух ударил в лицо, дыхание перехватило, и я растерялся. Меня тут же беспорядочно закрутило, и от мелькания неба и земли подступила тошнота. Накатила паника, но уже через несколько мгновений я сумел взять себя в руки. Раскинул руки и ноги, как меня учили, и вскоре вращение замедлилось и прекратилось совсем. Земля и небо заняли свои места, и я разглядывал пейзаж внизу, осторожно дыша, чтобы не захлебнуться потоком воздуха. Земля быстро приближалась, и пора было начинать что-то делать.

Я построил конструкт, и от удара из меня слегка выбило дыхание. Ощущения было такое, как будто я влетел во что-то мягкое и слегка упругое, что-то вроде несильно надутого большого воздушного шара. Сразу вспомнилось, что Генрих советовал сильно не разгоняться. Ни в какие подробности он, по своему обыкновению, не вдавался, предпочитая, чтобы студенты набивали шишки сами. Невнимательный студент, прослушавший предупреждение, легко мог разогнаться слишком сильно, а потом потерять сознание от удара о конструкт, и в конечном итоге разбиться. Академиум со студентами определённо не нянчился.

Построить следующий конструкт оказалось неожиданно трудно. Структура собиралась неохотно и норовила рассыпаться, а когда я сумел, наконец, её собрать, она легко развалилась, почти не погасив скорость.

Волной нахлынула паника, но я немедленно её подавил. Паника — это гарантированная смерть. Я закрыл глаза, чтобы не видеть быстро приближающейся земли, и попытался отстраниться от всех чувств. Паника и страх — это не со мной, это где-то там, за границами моего мира. Я один в этой Вселенной… нет, не так — я и есть Вселенная. Моё желание — закон, моя воля меняет мир.

Самовнушение сработало, паника ушла, оставшись лишь тенью страха на границе сознания. Я открыл глаза и начал формировать конструкт — решительно, без колебаний, не испытывая ни малейших сомнений в результате. К моему удивлению, конструкт сформировался легко, практически сам собой. Я немедленно подавил это чувство — не может быть никакого удивления от того, что всё произошло так, как должно было произойти.

Внизу расстилались жёлтые, уже убранные, поля в окружении жёлто-красных рощиц — похоже, я падал как раз на небольшую рощу. На инструктаже Генрих заметил нам: «Несколько лет назад одна идиотка упала в лес, при этом умудрилась напороться жопой на сук. Не повторяйте, пожалуйста, этот подвиг, я уже слишком стар, чтобы снова так смеяться». Стиль наставника трудно охарактеризовать иначе как спорный, но в доходчивости ему не откажешь. Я построил наклонный конструкт, и меня слегка отбросило в сторону, а конструкт развеялся, закрутившись туманными вихрями. Ещё несколько конструктов, и я оказался над сжатым полем, а скорость порядком упала. Земля была уже близко, и сейчас требовалась особая внимательность — с одной стороны, скорость должна быть достаточно низкой, чтобы ничего себе не повредить при встрече с землёй, но при этом нужно было использовать как можно меньше конструктов. У нас пока не хватало сил, чтобы строить десятки конструктов подряд, и выработаться досуха в двадцати саженях над землёй