Лена почувствовала, что сейчас упадет на пол и будет кататься и выть по-звериному. Только в эту минуту до нее окончательно дошло, что Олег мертв и она больше никогда его не увидит. Она перехватила взгляд майора. Было в этом взгляде какое-то презрение, даже брезгливость. И что-то еще – страх? Как бы там ни было, этот взгляд ей помог. Уж очень не хотелось быть слабой рядом с этим типом.

Сидит княгиня в верхней светелке, глядит на дорогу. По этой дороге три месяца назад муж ее, Игорь, ушел с дружиной своей в полюдье – дань собирать. В богатую землю ушел, к древлянам. Древлян еще старый князь, господин Олег усмирил. С тех пор они исправно платили дань, не роптали.

Три месяца как ушел господин Игорь, и нет от него ни слуху, ни духу, ни весточки. Ждет его княгиня, и тоска грызет ее сердце.

Казалось бы, давно она за князем замужем, пора привыкнуть: княжье дело военное, часто со своей дружиной уходит – то на хазар, то на болгар, то на касогов. А третьего года даже на греков ходил, на великий город Царьград. Неудачный поход случился, с малой дружиной вернулся князь и почти без добычи. Но что уж поделать, всяко бывает. Ратное дело опасное.

Пора бы привыкнуть – но только на этот раз сердце княгини неспокойно. Сенная девушка принесла фруктов в меду, орехов – отказалась княгиня, не хочется ей ничего, и сласть не всласть без любимого мужа.

Сидит княгиня, глядит в окно, а на дороге пыль поднялась столбом. Не князь ли едет?

Нет, не князь. Издалека узнала бы она его гордую осанку, кованый шелом, парчовую червленую накидку, которую вышила своими руками.

Не князь и не дружина его – едет малое число людей на мохноногих низкорослых лошадках, в одежах мехом наружу, в косматых медвежьих шапках. Во двор княжий въехали, с лошадок своих слезли, шапки скинули и стоят – переминаются, переглядываются. На ногах у них не сапоги, а лапти лыковые, ровно у простых мужиков. Однако на шеях гривны серебряные, на одеждах застежки бронзовые с мордами звериными – видно, что непростые люди. Сами как медведи – косматые, кривоногие, бороды лопатами. Озираются – в диковину им княжий двор, высокий терем, окна с резными наличниками.

Вошел к княгине в светелку старый слуга Асмус, еще господину Олегу служивший, поклонился.

– Кто такие? – спросила княгиня, и сердце замерло, чуя беду.

– Древляне, – ответил Асмус. – Говорить с тобой хотят, княгиня.

Поднялась княгиня, спустилась по крутой лесенке, вышла во двор. Встала перед гостями молча, глядит важно, на посох свой опирается. Ждет, что скажут.

Древляне ее увидели, зашептались. Одного вперед вытолкнули, тот поклонился и заговорил:

– Так и так, княгиня, не обессудь, только мужа твоего мы убили. Больно жаден был. Одну дань собрал, за другой вернулся. Нельзя с одного барана семь шкур драть. Повадился волк на овчарню – всех овец передушит, если его не убить.

Покачнулась княгиня. В глазах потемнело, словно ночь наступила среди белого дня. Но устояла на ногах, только посох чуть не сломала. Не говорит ничего – пропал голос у княгини.

А древлянин увидел, что Ольга не кричит, не гневается, и расхрабрился.

– Мы, – говорит, – вину свою понимаем. Раз мы мужа твоего убили, дадим тебе другого. Выходи за нашего князя Мала. Мал – хороший князь, удачливый. Дружина у него храбрая, терем крепкий, погреба от добра ломятся.

– Хороший, говоришь? – улыбнулась княгиня. Надо же, и голос прорезался!

– Хороший, хороший! – обрадовался древлянин. – Сильный, как медведь! Храбрый, как волк! Будет тебе хороший муж. Ты, княгиня, правда, немолода, вышла из возраста, ну да ничего, видная еще женщина и приданое хорошее князю принесешь. Не сомневайся, выходи за нашего Мала!

– А что, – проговорила княгиня чужим голосом, – вдовье дело известное: некому вдову защитить, некому согреть, некому за нее заступиться. Пожалуй, пойду я за вашего князя. Только пришлите сватов, все честь по чести – с подарками и гостинцами. Княгиня я, не простолюдинка какая.

– Пришлем, пришлем, непременно пришлем! – заговорили древляне разом. Обрадовались тому, как легко дело сладилось.

– Так пошлите кого-то за сватами, а остальные пожалуйте ко мне, будьте моими гостями. Покажу вам, как киевская княгиня важных гостей принимает.

Пошептались древляне промеж себя, послали двоих верховых за сватами, а остальные в дом пошли на княгинино угощение.

Верховые, которых за сватами послали, пригорюнились: не видать им княгининого гостеприимства, не пробовать ее разносолов. Но делать нечего, поехали.

– По нашему обычаю, – говорит древлянам Ольга, – прежде угощения надлежит в бане попариться.

– Отчего же не попариться, – отвечают древляне. – Баню мы тоже уважаем.

Отправились они в баню.

Хорошо княгинины слуги баню натопили, жарко.

Парятся древляне, вениками березовыми друг дружку охаживают. А княгинины слуги заперли баню, дверь колом подперли и подпалили баню с четырех сторон.

– Больно жарко у княгини натоплено! – говорят древляне друг другу. – Видно, сильно нас уважает.

А как поняли, что горят, подняли крик, да только поздно было.

Княгиня сидела в своей верхней светелке, слушала их крики и думала. После глянула на себя в зеркало и увидела, что волосы ее в один день стали белы как снег.

Лена вышла из отделения полиции и побрела по улице, сгорбившись и шаркая, как старуха. Чувство было такое, как будто к каждой ноге привязали по чугунной гире. Хотелось лечь прямо здесь, на грязный потрескавшийся асфальт, и чтобы никто ее не трогал.

Вышла на небольшую пыльную площадь. Похожие друг на друга тетки торговали с лотков разной мелочью: резинками для волос, обручами со стразами, пластмассовыми игрушками, трикотажными кофтами необъятных размеров и юбками немыслимой расцветки.

– Девушка, купи иконку!

Невысокая чистенькая старушка притулилась здесь же со своим товаром. Маленькие иконки, дешевые медные крестики на шнурках, крошечные стеклянные бутылочки с непонятной желтой жидкостью.

– Это у меня маслице освященное, – улыбнулась старушка Лене. – Но ты иконку купи, вот Николая Угодника, он поможет.

– Откуда вы знаете? – вырвалось у Лены.

– А как же! – Старушка всплеснула руками. – Идешь-то ты откуда? Ясное дело, из ментовки. Вид у тебя расстроенный, сразу видно: не по ерунде так убиваешься, по серьезному делу. Стало быть, мужа посадили или еще кого из близких. Вот Николай Угодник и поможет.

– Не поможет, – вздохнула Лена. – Умер муж, ему теперь никто не поможет.