Глаза миссис Шеридан угрожающе сузились.

— Не смей так говорить о ней в моем доме. Ты можешь как угодно относится к любым пострадавшим, но здесь я этого не допущу.

— Я не отношусь к ним «как угодно», но в результате того, что Пег бродит по всяким помойкам совершенно без присмотра…

— Ты сможешь указывать мне, как воспитывать дочь, когда заведешь свою!

— …в результате, — продолжил Натан, — у нас теперь четыре изуродованных трупа, и твоя дочь станет пятым, если наконец не начнет говорить правду.

— Правду? — удивленно переспросила миссис Шеридан. — В каком смысле — правду? Ты… ты на что еще намекаешь?!

— На то, что намерен допросить ее здесь и сейчас, и будь благодарна за то, что я не вызвал ее в департамент.

— Благодарна?! — пронзительно всокликнула миссис Шеридан. — У тебя хватает наглости говорить, что Пег как–то причастна к…

— Марта, — устало сказал комиссар, — в нашем морге лежит труп девушки, которой камнем разбили лицо в кашу, и ее телосложение, цвет волос и возраст — один в один с твоей дочерью.

Миссис Шеридан побледнела и опустилась в кресло. Бреннон поворошил кочергой угли в камине, радуясь короткой передышке. Он меньше всего хотел устраивать дознание в доме сестры, но Пег не оставила ему выбора. Ради ее же безопасности.

— Ты сказал Джозефу? — тихо спросила Марта.

— Пока нет.

— И ты думаешь, что кто–то… кто–то… о Господи, но почему?! За что?!

— Я должен с ней поговорить. Я ни в чем ее не обвиняю, кроме глупости и безрассудства, но я должен знать все о том, что она делала за последние сутки.

— Ты сможешь ее защитить? Ты или твой консультант?

— Надеюсь, — буркнул Бреннон.

«Если она не будет мне мешать».

Марта ушла. Натан остановился перед окном, сунув руки в карманы. Эта необходимость — лгать им ради их же спокойствия — его угнетала. Но, в конце концов, он не имеет права разрушать покой их семьи до тех пор, пока не убедится в том, что Маргарет справилась с этим сама.

— Добрый день, дядя.

Девушка выглядела усталой, бледной и измученной, под глазами лежали голубоватые тени, а за манжетами Бреннон заметил синяки и край пореза, уходящий под рукав. Натан смягчился.

— Садись.

Маргарет опустилась в кресло и зябко укуталась в большую темную шаль. Светло–серое, в крупную коричневую клетку платье волнами легло вокруг нее, словно ограда.

— Как ты себя чувствуешь?

— Не очень. Спала почти до одиннадцати и все равно не выспалась.

— Расскажи мне обо всем.

Маргарет подняла на него большие темные глаза и пристально вгляделась ему в лицо. Между ее бровей появилась морщинка.

— Разве мистер Лонгсдейл уже не сказал все, что надо?

— Да. Но он свидетель, а ты — потерпевшая. Он не видел, с чего все началось.

Она пошевелилась в кресле, словно хотела отодвинуться подальше.

— То есть ты возьмешь у меня показания? Но зачем? Разве этих людей… ну… не отвезли в больницу? Они ведь под присмотром и не сбегут?

— Нет. Но мне нужны твои показания как жертвы. Ты же не хочешь, чтобы у мистера Лонгсдейла были неприятности?

— Отчего они у него будут?

— Если мы не подтвердим, что он тебя защищал, это будет квалифицированно как нападение с нанесением тяжким увечий.

Маргарет усмехнулась так, что Бреннон тут же понял — она не поверила ни одному слову.

— Я поехала прогуляться с мисс Тэй и решила заглянуть в аптеку…

Бреннон слушал, записывая в блокнот ее показания и размышляя над тем вопросом, который давно уже мог ей задать. Но что будет потом? Когда (если!) она на него ответит?

— Эти люди не показались тебе странными? Ты заметила что–нибудь необычное?

Маргарет откинулась на спинку кресла, не сводя с Натана внимательного взгляда. В полумраке, при красноватом свете огня в камине ее глаза на бледном лице казались больше и гораздо темнее. Наконец она медленно произнесла:

— Сначала мне показалось, что они были пьяны. Они так странно себя вели! Но потом… потом я поняла, что ни от одного из них не пахло алкоголем.

— Ты уверена? — насторожился комиссар. — Ты смогла определить, чем от них пахнет, хотя они пытались тебя убить?

— Они были очень близко, — сухо ответила Маргарет. — Но ты, конечно, вправе мне не верить. Доказательств у меня нет. Может, мистер Лонгсдейл скажет, что с ними такое было, когда их допросит.

Бреннон помолчал, глядя на нее. В конце концов, разве не она стояла рядом с пироманом, когда тот сжигал Джейсона Мура?

— Лонгсдейл не сможет их допросить. Они все мертвы.

Она вздрогнула всем телом:

— Почему? Их кто–то убил? Тогда зачем ты мне соврал?

Бреннон окинул ее долгим, внимательным взглядом. На скулах племянницы выступил бледный румянец, дыхание сбилось, и она подалась вперед, вцепившись в подлокотники. Наверняка сразу подумала о своем пиромане, вместо того, чтобы задрожать от страха и ужаса, как положено нежной юной леди, от одного слова «убийство».

— А зачем ты врешь мне?

— Я? — резко спросила Маргарет. — Когда это?

— Я знаю, что ты колдовала, Пег.

Она слабо дернулась, и румянец расползся со скул на щеки.

— Дядя, ты о чем? — довольно дерзко осведомилась предположительно невинная девица. — Ты, прости, в своем уме? Какое еще колдовство?

— Маргарет, не лги мне, не выкручивайся и не притворяйся. Лонгсдейл знает, что ты это сделала, — Натан пролистал блокнот. — «Замри и смотри», как он сказал.

Она ничего не ответила, хотя Бреннон ожидал возмущения, отрицания, слез, криков, еще какого–нибудь вранья. Маргарет снова откинулась на спинку кресла, слегка запрокинув голову на подушечку, и прикрыла веки. Она была взволнована — из–под ресниц лихорадочно блестели глаза — и поглаживала длинными тонкими пальцами подлокотники, обводя резьбу по дереву. Румянец почти сошел с ее лица, но вдруг на губах появилась насмешливая улыбка.

— Маргарет! — резко прикрикнул комиссар в попытке припугнуть.

— Да, использовала, — сказала девушка. — Не боишься, что и сейчас что–нибудь использую?

— Ты мне угрожаешь?

— Нет. Я просто интересуюсь.

Натан встал и навис над ней. В ней появилось что–то еще, чего он раньше не видел. Или не замечал. «Она не может быть такой с рождения», — подумал Бреннон. Это все влияние проклятого пиромана! Вот только это не утешало ничерта…

— Кто, — медленно и раздельно спросил он, — этому. Тебя. Научил?

Она все–таки вжалась в кресло и побледнела, но промолчала.