Самое же печальное то, что им почти наверняка не узнать правды.

Пока Питер и Энджи вяло пререкались в офисе и растравляли свои раны, Пейдж разрабатывала детали предстоящих похорон. Она уделяла пристальное внимание каждой мелочи, стараясь сделать все так, как сама Мара захотела бы, если бы могла выражать свои согласие или несогласие. Это уже лежало за пределами уважения и любви. Все усилия, которые она предпринимала, служили для Пейдж своеобразным извинением перед усопшей за все то, что она могла бы сделать для нее при жизни, но не сделала.

Она договорилась со священником и переговорила с местной певческой капеллой. Она выбрала для похорон простой гроб. Она же написала выразительную надгробную речь в память об усопшей.

Кроме того, она выбрала одежду, в которой похоронят Мару. Для этого ей пришлось перебрать весь гардероб подруги, что оказалось куда более сложным и болезненным делом, чем она думала. Находясь в доме Мары, она чувствовала ее присутствие в каждом предмете, каждой вещи, что заставляло ее вновь усомниться в ее смерти. Дом Мары был продолжением ее самой. Пейдж поймала себя на том, что ищет разгадку ее смерти, может быть, прощальную записку, написанную впопыхах и забытую в шкафу. А может быть, это была даже не прощальная записка, а крик о помощи, оставленный Марой в виде нескладных строк, написанных на клочке бумаги и пришпиленных к кухонной стене или начертанных губной помадой на зеркале в ванной. Однако единственное, что могло так или иначе поведать о душевном состоянии доктора О'Нейл, оказался валиум, обнаруженный Пейдж в домашней аптечке. И еще – в доме царил страшный беспорядок. Если бы Пейдж относилась к параноидальному типу личности, то она бы, возможно, заподозрила, что дом Мары подвергся ограблению или обыску. Впрочем, при всех сильных чертах характера Мары, хорошей домохозяйкой она не была никогда. Пейдж перед уходом слегка прибралась на тот случай, если бы О'Нейлы захотели взглянуть на жилище Мары. Пейдж очень на это надеялась.

О'Нейлы приехали в четверг. Пейдж встречалась с ними только один раз, в доме О'Нейлов в Юджине. Тогда они с Марой совершали путешествие и в самом конце его оказались недалеко от городка. Их путь пролегал настолько близко от Юджина, что Маре было нелегко придумать предлог, чтобы миновать свое родовое гнездо и не заехать туда, хотя она очень старалась. У нее не слишком приятное семейство, сказала она тогда. Не слишком приятное и патриархальное. Семья большая, и все страдают одной общей болезнью – ксенофобией.

Пейдж, правда, не согласилась тогда с Марой, познакомившись с О'Нейлами поближе, по правде сказать, она вообще смотрела на мир по-иному. Будучи единственным ребенком в семье, она всегда любила большие, основательные семьи, и перспектива иметь шесть братьев с женами и кучей племянников и племянниц весьма ее прельщала. По сравнению с ее маленькой семьей, нигде долго не задерживавшейся и переезжавшей с места на место, О'Нейлы показались ей людьми с традициями и корнями, что для Пейдж казалось в те времена чрезвычайно важным. Тогда Пейдж решила, что родственники Мары были просто старомодные религиозные люди и к тому же великие труженики, которые вели другой образ жизни и не могли понимать ее.

А ведь они были по-своему правы, когда Мара, находясь еще в самом нежном возрасте, стала проявлять неустанное любопытство к миру и жалость к слабым, а чуть позже интерес к политике и борьбе за социальные права. Ничего удивительного, что О'Нейлы отказались платить за учебу Мары в колледже, и тогда она заняла деньги и оплачивала все до последнего цента, в том числе и за обучение в медицинском институте.

Разумеется, Мара поступила правильно. О'Нейлы так и не поняли, почему она поселилась в Вермонте. Даже сейчас, разглядывая окрестности из окна автомобиля Пейдж, на котором их везли из аэропорта, они выглядели напряженными, словно приехали в чужую страну, население которой настроено враждебно по отношению к ним.

На похороны приехало только пять членов семьи – родители Мары и три ее брата. Пейдж объяснила это тем, что у О'Нейлов не было достаточно средств, и надеялась, что Мара тоже так бы это поняла.

Они прибыли на гражданскую панихиду в полном молчании и не обронили ни слова, так же как и на пути от аэропорта. Пейдж провела их внутрь здания, где происходило прощание с телом усопшей, и оставила их одних. Выйдя на ступени, она попыталась вспомнить, когда Мара в последний раз упоминала в разговоре с ней о своей семье, но так и не смогла. Это был печальный факт. По правде говоря, Пейдж и своих родителей видела не слишком часто, зато регулярно встречалась с бабушкой, которая жила в Вест-Винтере в сорока милях от Таккера. Нонни была порывиста и независима. Когда Пейдж была маленькой, бабушка олицетворяла для нее и мать, и отца, да и теперь была той самой семьей, которой Пейдж вполне хватало. Она обожала бабушку.

– Она хорошо выглядит, – послышался напряженный голос отца Мары. Высокий, грузный мужчина, он стоял, засунув руки в карманы тесных брюк воскресного костюма, глядя на улицу суровым взглядом серо-стальных глаз. – Тот, кто занимался ею, сделал свое дело пристойно.

– Она всегда была хорошенькой, – попыталась защитить подругу Пейдж. – Может быть, бледной иногда, но хорошенькой. – Желая сказать о покойной еще что-нибудь доброе, она продолжала говорить с некоторой долей настойчивости в голосе. – Она была счастлива, мистер О'Нейл. Она жила здесь полноценной жизнью.

– Тогда с какой стати она убила себя?

– До сих пор нет уверенности, что она совершила самоубийство. Вполне вероятно, что ее смерть наступила вследствие несчастного случая.

– Не вижу особой разницы, – проворчал тот. Он смотрел прямо перед собой. – Дело вообще не в этом. Мы потеряли свою дочь уже много лет назад. Этого печального события не случилось бы, если бы она поступала так, как мы ей советовали. Если бы она не уехала из дому, она осталась бы в живых.

– Но тогда она никогда бы не стала врачом, – заявила Пейдж. Чем больше она осознавала, что отец Мары страдает, тем меньше ей хотелось оставлять его замечания без ответа. – Она была прекрасным педиатром, любила детей, и они любили ее. Она боролась за них. Она боролась за их родителей. Все они завтра будут здесь, и вы убедитесь сами.

Он взглянул ей в глаза впервые за весь день.

– А вы та самая подруга, которая сманила ее в медицинский институт.

– Нет, что вы. Она решила это давно, еще до того, как познакомилась со мной.

– Но это благодаря вам она оказалась здесь?

– Она решила этот вопрос самостоятельно. Я ей только рассказала о предоставившихся возможностях.

Он что-то буркнул себе под нос и снова принялся обозревать улицу. Через некоторое время он произнес:

– Вы с ней похожи, как мне кажется. Может, оттого она вас и любила. Такие же темные волосы, похожая фигура – вас можно принять за сестер. Вы замужем?

– Нет.

– И никогда не были?

– И никогда не была.

– У вас есть дети?