Чудо, а-у! Ты где?

Друзей у Лобова пока не было. Кто ж захочет с чекистом дружить? Хоть в военной среде интеллектуалов и не много, но ума много не надо, чтобы обходить стороной ямы, огонь и другие препятствия. Люди сторонились Лобова, чурались его как чёрта с ладаном. Забегая вперед, замечу, что именно поэтому, среди прочего, ораторское искусство Николая Михайловича находилось в зародышевом состоянии. Поговорить-то было не с кем.

Особенность службы в органах госбезопасности накладывала отпечаток на всём. Всегда надо было быть незаметным и при этом в гуще событий. Как это? Цыц! Всегда надо было быть в идеальной форме, надо было так одеваться, чтобы никто не мог даже придраться к внешнему виду. Всегда надо было бриться, а если очень надо, то и два-три раза в день. А как же? Это было легко, т. к. ещё в курсантские годы эти навыки были не просто привиты, но и доведены до автоматизма.

Расцвет советско-китайских отношений приходился на период с 1949 года по 1956 год. Китаю тогда ещё оказывалась помощь в строительстве государства, армии, обучении специалистов. Китаю вновь были переданы Далянь, КВЖД. После прихода к власти Никиты Сергеевича Хрущёва и ХХ съезда КПСС отношения между двумя странами ухудшаются. Мао Цзэдун обвиняет советское правительство в ревизионизме и уступкам Западу (в частности, во время Карибского кризиса). Следом идёт обмен письмами между ЦК КПСС и ЦК КПК, выражавшими различие между их идеологическими позициями.

В 1964 году кормчий Мао заявляет, что в СССР победил капитализм. Практически полный разрыв отношений между КПСС и КПК. Произошёл раскол между СССР и Китаем, а в 1969 году – вооружённые пограничные конфликты между СССР и Китаем возле острова Даманский (Приморье), реки Тасты и озера Жаланашколь (теперь это находится в Казахстане).

В 60-ые годы советско-китайская граница была на замке. Отношения с Китаем были не просто подпорчены, а ухудшались с каждым днём.

Эту ситуацию офицер Лобов умело использовал. За три неполных года службы на советско-китайской границе Николай Михайлович получил четыре медали, контузию и… направление на службу в г. Новосибирск.

Контузило Николая Михайловича при очень и очень пикантных обстоятельствах.

Стараясь всегда быть на виду у отцов-командиров, Лобов как-то в марте месяце, когда ещё трещали сибирские морозы и снега было столько, что сейчас даже и представить трудно, решил лично осмотреть дуло пушки, нацеленной на китайскую сторону. Он лихо залез на три хилых ящика, которые не выдержали его веса, сломались, а сам старший лейтенант рухнул в снег, где и потерял сознание.

Этого, к счастью или скорее наоборот, никто не видел, т. к. через несколько минут пушка жахнула холостым выстрелом в сторону Китая. Именно от выстрела холостым и контузило Лобова. Никто особенно не расстроился, расследования практически не было, т. к. сам Лобов не мог, теоретически, конечно, проводить расследование по самому себе. Однако после двухнедельного лечения в госпитале и короткого отпуска Лобов с семьёй переехал в Новосибирск.

В принципе, это всё, что можно вспомнить из трёхлетнего периода службы Лобова, т. к. других событий просто не было, не считая обычной каждодневной рутины – справки, доклады, отчеты, доносы, беседы,… А про баб и говорить не хочется, бабы как бабы… Да и более одного раза то с одной, то с другой у Лобова никогда и не получалось.

О, был небольшой романчик у Коли с Любой! Люба – тридцативосьмилетняя жена командира части подполковника Сычкина, которая ложилась под любого мужика, готового удовлетворить миловидную толстушку. Любаша – так нежно величал свою супругу рогоносец Сычкин, беременела и рожала, беременела и рожала… По части бегали детишки, похожие на своих отцов. Сычкин не только догадывался, но и знал о многих случаях супружеской измены. Бил, сильно бил, затем просил прощения, затем опять бил, затем уходил в запой… Поскольку замполит и командир части были под патронажем старшего лейтенанта чекиста Лобова Н.М., то именно от Николая Михайловича зависела дальнейшая судьба рогоносца Сычкина. И получалось как нельзя кстати, Лобов не только имел мужской интерес к Любе, но и перспективу быстрого своего перевода в Новосибирск, что, как ни странно, зависело от бедолаги Сычкина.

А ещё говорят, что лень – двигатель прогресса?! А как же секс? Может быть многие большие чиновники, генералы, депутаты и пр. через секс получили свои хлебные места?

Может быть, только об этом ни мне, ни моим героям точно ничего не известно. Именно поэтому я и не стал большим начальником или денежным мешком, а Николай Михайлович – …

Сборы и отъезд из Хабаровска в Новосибирск были быстрыми и пришлись на конец сентября. В Хабаровске по ночам случались заморозки, а утром воздух прогревался до +28. В Новосибирске ночи были относительно тёплыми, да и вообще было бабье лето.

Когда Лобов прибыл в родное училище для дальнейшего прохождения службы, то вдруг столкнулся носом к носу с профессором Харцекашвили, который ворковал с местным генералом и вероятно, беседа была доверительной и долгой. Гиви Автондилович лишь поздоровался и как бы невзначай поинтересовался целью приезда в училище своего бывшего выпускника.

– Товарищ полковник, старший лейтенант Лобов прибыл для дальнейшего прохождения службы…

– Стоп, стоп, стоп… Ты кому докладываешь, мне или генералу? – профессор лукаво подмигнул генералу и продолжил. – Генерал Дергачёв – действующий начальник училища. Он – старший по званию и мой начальник. Или ты уже не разбираешься в субординации? – съехидничал Харцекашвили.

– Виноват, товарищ полковник! – пытался оправдаться Лобов.

– За такие ошибки в Одессе из рогатки расстреливают, – заметил полковник Харцекашвили и лукаво взглянул на генерала. – И как после всего этого думаешь здесь служить?

– Виноват, товарищ генерал! – оправдывался Лобов.

– Так, что-то я не понял, кто здесь генерал? – возмутился Дергачёв. – Ты с кем разговариваешь, а?

– Виноват, товарищ генерал! – едва промямлил совсем бледный Лобов.

– Может ты уже и служить здесь не хочешь, а? – по-отечески спросил Гиви Автондилович и как бы дружески похлопал по плечу растерявшегося в конец Лобова.

– Никак нет, товарищ полковник! Очень хочу! – уже чуть решительнее ответил Лобов.

– А в штаны не наделал? – полковник Харцекашвили первым рассмеялся в голос.

Двое из трёх мужиков веселились и пребывали в хорошем расположении духа, чего нельзя было сказать о Лобове.

Какое-то время троица ещё общалась, но вскоре Николай Михайлович отправился оформлять свои предписания, бумаги и решать вопросы с жильём и режимом службы.

Должность в учебном отделе училища была хоть и минимальной, но перспективной. Составлять расписания занятий могли доверить уже через год, т. к. это – сложный процесс, требовавший особых аналитических способностей.