На этот раз Ахмад решил обойтись без прессы. Зачем ему дурная слава? Деньги за перевозку морем в Турцию он брал немалые. Молодая женщина в черных одеждах с тремя маленькими детьми умоляла его:

– Пропустите меня и детей в шлюпку. Моего мужа убили головорезы Асада. У меня нет денег, чтобы заплатить. – Мать плакала, дети жались к ее ногам.

– Твой муж воевал? – спросил Ахмад.

– Он был учителем.

– Я не спрашиваю о профессии, – нетерпеливо перебил несчастную Аль-Салих. – Я спрашиваю, воевал ли он на нашей стороне?

– Даже во время войны кто-то должен учить детей… – молила вдова.

– Или плати, или отойди. Не задерживай погрузку.

Боевики оттеснили женщину. Ахмад уже пересчитывал деньги, полученные от следующих пассажиров.

– Мы всей деревней собирали, – униженно говорила старуха с внуками. – Вы уж простите, что тут не только доллары. Люди давали что у кого было. И наши сирийские фунты, и египетские, и турецкие лиры, и евро. Я хотела поменять мелкие купюры. Но банк не работает…

Аль-Салих считал мелкие купюры, беззвучно шевеля губами, морщил лоб, приводя валюту разных стран к долларовому эквиваленту.

– Не извиняйся передо мной, – сказал он наконец старухе. – Деньги – всегда деньги. Ты могла бы принести даже монеты. – Помогите ей усадить детей в шлюпку.

Тем временем вдова учителя попросила, чтобы ее окружили плотным кольцом другие женщины. Она села на корточки и достала из нижнего белья небольшой полотняный узелок, развязала его. На солнце блеснули золотые украшения.

– Пропустите, – стала просить она толпившихся возле Ахмада людей.

– Твоя очередь уже прошла. Занимай снова, – шикали на нее. – На всех мест не хватит.

Аль-Салих заметил назревающий конфликт среди беженцев, увидел вдову и крикнул:

– Пропустите ее. Так будет справедливо.

В глазах населения полевой командир стремился поддерживать имидж строгого, но справедливого.

– Нашла деньги? А говорила, что их у тебя нет. Обмануть хотела? – прищурившись, спросил он у женщины с тремя маленькими детьми.

– Я не обманывала. Вы спрашивали про деньги. А у меня есть золото, возьмите.

– Пропустите ее. Можешь взять с собой только один узел. Остальное оставь. И другим на корабле нужны места.

Вдова уже не спорила, боялась упустить свой шанс, подхватила самый большой из своих узлов и повела детей.

Вскоре шлюпка наполнилась. Матросы столкнули ее на воду, затарахтел двигатель. Люди, стоявшие на берегу, провожали счастливчиков завистливыми взглядами. Для тех, кто плыл к «Царице Савской», война уже, считай, закончилась.

В руке у Ахмада затрещала рация.

– Эта шлюпка последняя, – сообщил капитан корабля. – Мы и так перегружены.

– Примешь на борт еще три шлюпки, – распорядился Аль-Салих.

– Но…

– Я так сказал. Не забывай, кто платит тебе деньги.

– Хорошо, – упавшим голосом ответил капитан. – Три, и не больше.

Погрузка пассажиров продолжалась. И тут Ахмад заметил выплывшую из-за мыса небольшую моторную яхту. Тут же вдавил кнопку рации, связался с капитаном.

– Что там за яхта крутится рядом с вами? Сейчас же передай им, чтобы проваливали подальше.

– На ней какой-то европеец с камерой. Снимает нас, – прозвучало в ответ.

– Вот же шайтан, вездесущий Грифитс! И пронюхал же о погрузке беженцев, – пробурчал Ахмад и дал отбой в рацию. – Ладно, пусть плавает рядом с вами. Вреда от него никакого.

Аль-Салих рассудил здраво. Оператор снимет «Царицу Савскую» с беженцами. Было бы хуже, если бы Грифитс появился со стороны суши. Вот тогда бы сюжет получил другую окраску: полевой командир наживается на беде соотечественников.

Полученные деньги еле уместились в пухлом саквояже. Ахмад довольно улыбался. Те, кому не хватило места на корабле, не спешили расходиться, топтались с мрачными лицами на берегу, завидуя счастливчикам, отправлявшимся в Турцию. Никто не был уверен в том, что эта местность останется за повстанцами. В Латакию вполне могли нагрянуть и правительственные войска. Повстанцы, скорее всего, не стали бы вступать с ними в затяжной бой. Унеслись бы на своих «тачанках», а куда денешься с детьми, со стариками, с домашним скарбом?

На верхней палубе «Царицы Савской» не оставалось свободного места. Матросы с трудом пробирались среди беженцев, тем приходилось вставать, чтобы пропустить членов команды. До отказа были забиты и каюты, и коридоры. Беженцы размещались даже в машинном отделении. Перегруженный сверх всякой нормы корабль уходил к горизонту. Небольшая моторная яхта шла параллельным с ним курсом. Джон стоял на носу и снимал, держа камеру на плече. Кэтрин вращала штурвал.

– А теперь зайдем вперед, – крикнул ей Джон. – Отличный план получится.

Журналистка прибавила скорости. Яхта ушла вперед, развернулась и закачалась на волнах. Грифитс снимал приближающийся корабль, при этом вжимал кнопку транфлокатора, приближая к себе, укрупняя изображение. Так было эффектно – отличный «выход» из плана.

На верхней палубе, несмотря на тесноту, беженцы пребывали в эйфории. Они еще не успели «зажариться» на солнце, устать. У всех было приподнятое настроение. Люди сумели вырваться из ада. Пусть впереди их ждали не отели, а палатки в лагерях беженцев. Но это была уже мирная жизнь, когда ты знаешь, что никто не ворвется с оружием в руках в твое жилище, не убьет, не изнасилует. Матери начинали распаковывать еду, чтобы покормить детей.

«Царица Савская», набирая скорость, резала бирюзовые волны Средиземного моря. Капитан, стоя на мостике, напряженно всматривался в горизонт. Пока не вышли из территориальных вод Сирии, следовало опасаться встречи с военными кораблями, беженцев могли развернуть обратно. Но горизонт оставался чист.

И тут прогремел взрыв. «Царица Савская» вздрогнула. У носа корабля поднялся столб воды и огня. Капитан корабля еле удержался на мостике, если бы он не отбросил бинокль и не ухватился за поручни двумя руками, то его сбросило бы вниз. Тут же раздались испуганные женские крики, заплакали дети. На беженцев, находившихся в трюме, хлынула из пробоины вода. Люди рванулись к трапу, ведущему на вторую палубу. Возникла давка. Беженцы падали, по ним топтались напиравшие сзади. Несколько седобородых стариков пытались взять ситуацию под контроль, кричали:

– Все назад, без паники!

Но словами панику было не остановить. Все стремились к спасительному выходу. Лезшие по телам чувствовали, как под их ногами трещат кости упавших. В трюме было уже воды по грудь взрослому. Матери поднимали детей на руки. Крики и плач заглушали даже шум воды, стремительным потоком врывавшейся в пробоину. Корабль кренился на правый борт. Люди рвали друг у друга из рук спасательные жилеты. Но даже те, кому посчастливилось разжиться несколькими, могли их надеть только на себя. Детских жилетов на борту не было вовсе.