Я должна носить уродскую красную рубашку. Все должны. Такое ощущение, что исследователи-маркетологи нарочно выбрали один-единственный цвет, в сочетании с которым любая кожа выглядит ужасно. Во всех остальных рубашках я белая, как привидение. А в этой у моей кожи появляется оттенок клубничного коктейля. Мой рот – маслина.

Освещение в «Шкряпках» выбирали те же маркетологи. Оно обладает странной силой: если у тебя черные точки на носу, как у Руди, оно их подчеркивает. И все прочие недостатки тоже. Как будто через лупу на людей смотришь. Мы, сотрудницы «Шкряпок», давно привыкли к этому и замазываем самые неприглядные места тоналкой, так что стали похожи на бежевых жаб. Зато в нашей работе есть и маленькие радости: к примеру, разглядывать в этом свете покупателей.

У Роджера кожа почти нормальная, но зря он так накачивается алкоголем. И бреется, по-моему, хуже всех на свете. Не понимаю: женщины полжизни убивают на то, чтобы убрать волосы с подмышек и ног. Неужели мужикам так трудно брить хотя бы лицо?

Глупо скоблить ноги, когда парня у тебя нет и не предвидится. Кто же на них смотрит? Мама? Я говорила, что мне двадцать с лишним, а я до сих пор живу с матерью? Да-да, я полная неудачница.

Что странно, Роджер учился с моей мамашей в школе. Интересно, кому из них вручили грамоту «Первому Претенденту на Никчемную Жизнь»?

Господи, сейчас представила их вместе на свидании, в какой-нибудь серой забегаловке вроде «У Денни». Оба любезничают и одновременно прикидывают, сколько можно выпить, чтобы не показаться забулдыгой. Потом долго читают меню – знаете, такие ламинированные карточки с фотографиями, на которых вся еда накачана стероидами и усиленно потеет. Моя мама помнит: если она съест полтора фунта чего-либо, то поправится ровно на полтора фунта. Обмена веществ у нее попросту нет. Она пытается вычитать в меню, можно ли заказать один стебелек сельдерея. Нельзя. Зато можно взять один стебелек сельдерея и «Кровавую Мэри» – мама вне себя от радости. Роджер пользуется случаем, чтобы заказать себе двойной ром с колой. Оба счастливы до безумия и готовы плясать на столах.

Когда они начинают разговаривать, их радость улетучивается. Сперва беседуют о школьных друзьях – кто развелся, кто обанкротился, кто сделал карьеру или внезапно умер, – и им становится жаль даже не себя, а всю планету. Им грустно, потому что жизнь скоро закончится, а они так ничего и не добились. Им грустно, потому что надо заказывать еду, а блюда на фотографиях нисколько на еду не похожи. Это убитые животные и куски крахмала. Нет, они не вегетарианцы, просто решили несколько дней не есть мяса.

Однако вернемся ко мне.

Сегодня мне в голову пришла любопытная мысль. Не слишком оригинальная, но все-таки лучше, чем ничего: было бы забавно, если б звезды днем чернели, словно кто-то поперчил небо.

Спасибо за новую запись от моего имени, Роджер. Неужели мои губы правда похожи на маслину? Они такие маленькие. Ненавижу их.

Ужасно странно бродить по отделам и представлять, как ты бродил здесь же и представлял себя мной. Такое чувство, будто в меня вселился призрак, который входит в тело и покидает его, когда заблагорассудится. Но я не против. Сдается, в прошлом, до появления ТВ и Интернета, все люди ощущали нечто подобное. Раньше мы чаще пытались ставить себя на место других.

Так, значит, это с тобой моя мама в прошлом году ходила на свиданку! Она приперлась домой пьяная в ноль, крича, что потеряла любимое украшение. Ты повел ее в «У Денни»?! Место как нарочно для алкоголиков, пытающихся завязать. О чем ты только думал?!

Она оценит мою бережливость!

Хаба-хаба! Да ты просто ловелас, Роджер!

Если уж мы заговорили о маме… Какая она была в юности? Злая? Или, наоборот, вся из себя добренькая, как она говорит? Можно ли было понять, какой она вырастет? Красные глаза. Целлюлит – будто колотый лед под кожу запихали. Настроение скачет туда-сюда, как йо-йо.

В прошлый Новый год мы с ней весь вечер просидели на ковре в гостиной – прикончили бутылку кофейного ликера и подсчитали, сколько денег нужно ей для полного хирургического преображения, начиная от варикоза на икрах, разросшегося, точно плющ, и заканчивая морщинами на лбу. Все вместе влетело бы в восемьдесят штук. Хотя не так уж и много, если подумать, за новенькие зубы, глаза, кожу, нос, щеки, подбородок, сиськи, живот, бедра, ляжки и колени.

Ах да, еще ей пришлось бы ходить в тренажерный зал, есть нормальную пищу (а не ту, что продают в банках и коробках) и бросить курить. Встречаться с настоящими людьми, которые занимаются настоящими делами: гуляют с собаками, плавают, танцуют. Чтобы все это себе позволить, маме придется либо продать, либо заложить квартиру. Я не против. Если хочешь выбраться из болота в новую жизнь, надо шевелиться.

Давай лучше поговорим о тебе. Ты не алкаш, но все твои беды точно от водки. Роджер, признай: ты ведь ноль без палочки. Как же я благодарна своему отцу! Прежде чем сбежать от нас с одной шмакодявкой, он успел научить меня всему, что я теперь знаю об алкоголиках.

Может, мне немного побыть тобой? Интересная мысль. Вообще это ненормально – пытаться залезть в шкуру другого человека. Раньше я ничего подобного не делала. Хотя вру: я два года проучилась в муниципальном колледже (не скажу в каком), где на уроках английского мы типа учились творчески мыслить. Делали всякие хипповые упражнения в духе: «Представьте, что вы – поджаренный тост, на который мажут масло. Напишите что-нибудь от лица тоста». Помню только, что все мои однокурсники чуть с ума не сходили от нетерпения: так им хотелось побыстрей зачитать свою писанину вслух. Когда они читали, у меня было чувство, что нас взяли в заложники, честное слово. Какую бы лажу мы ни слушали, потом приходилось со всеми любезничать и всех хвалить. Не знаю, чему мы научились на этих уроках, но ты точно ничего не потерял, когда ушел из колледжа.

Кстати, ты классно притворяешься, что не замечаешь меня.

Что будет дальше в «Шелковом пруде»?

* * *

P.S. Про вопрос «Вы нашли, что искали?» ты попал в точку. Знаешь, у меня есть тайный страх: вдруг, когда мне будет лет семьдесят и меня хватит удар, я только и смогу выдавить: «Вы нашли, что искали?» Пристрели меня, если это случится.

Стив сидел в гостиной и ждал, когда позвонят в дверь. Глория поднялась наверх, чтобы перекрасить губы. Стив смотрел на свои пять книг в кожаных переплетах, которые заслужили массу положительных отзывов, но совершенно не продавались. Третья полка сверху в книжном шкафу орехового дерева, который подарили им на свадьбу родители Глории. Должность декана английского факультета в крупном учебном заведении его не утешала: никакой тебе славы, да и на работу нужно ходить каждый день. Стиву казалось странным, что можно одновременно добиться такого успеха и не добиться ровным счетом ничего.

Он поглядел на крышку пианино, где среди отмершей кожи и разлагающихся микроорганизмов блестела полоса лакировки.