Замысел архитектора состоял в том, чтобы пять крайних осей с каждой стороны фасада, обращенного на Невский проспект, трактовать в качестве самостоятельных, насколько возможно независимых от основного объема здания, частей ансамбля, копирующих, хотя и в сокращенном виде, композицию аванкорпуса. Центральная часть этих флигелей выделена из массива здания благодаря незначительной прикладке к прежнему фасаду — ризалиту с балконом. Ее отмечают пилястры, которые завершаются полукруглым подъемом антаблемента. Здесь вполне могли быть помещены дополнительные входы в дом в случае необходимости, как и случилось впоследствии. Если абстрагироваться от барочной декорации и погрешностей из-за наложения ордерной декорации на старую разбивку окон, получился вполне классический, палладианский фасад.

Полицейский (Зеленый) мост через реку Мойку и «малый фасад» дома Строгоновых. Пять центральных осей второго и третьего этажей скрывают Большой зал — главное помещение здания

Попробуем теперь «прочитать» этот фасад с точки зрения сочетания внешнего и внутреннего убранств здания. По логике в центре, за аванкорпусом северного корпуса, обязан существовать Большой зал с пропорциями 18×9×9 метров и плафон с прославлением династии владельцев. «Восточный флигель», где в настоящее время находится Минеральный кабинет, безусловно, идеально подходил для устройства домовой церкви. Хотя часто приходится сталкиваться с мнением, что ее размещение там предусмотрел Растрелли, этому нет абсолютно никаких доказательств. И только зал в «западном флигеле» — имеющая точно пять осей Зеркальная галерея — был сделан в точности с намеченной программой.

Круглых, «корабельных», окон на фасаде дома три и все они находятся в аванкорпусе, как будто напоминая таким своеобразным образом о приморском расположении Петербурга и о богатстве, которым он обязан водной стихии. Кстати, и львиная морда над воротами помещена в раковину, а отсюда этот забавный элемент распространился по всему фасаду, заняв, в уменьшенном виде, место в каждом сандрике окна парадного этажа. Лев в раковине есть и в полукруге антаблемента (здесь он исполнен в увеличенном, по сравнению с надвратной композицией, виде).

Западный корпус — «дом Александра». Его фасад в полтора раза короче, разумеется, скромнее и проще: под портиком в пять осей протяженный балкон, который первоначально поддерживался атлантами, исполненными, вероятно, тем же скульптором, что сделал фигуры для Большого зала. Он расположен точно за портиком и имеет параметры 13,5×9×9 метров.

Пока Растрелли обдумывал сложный заказ, Александр Строгонов в сопровождении другого барона Теодора-Анри де Чуди (персона из множества авантюристов, искавших счастья в России XVIII в.) в декабре того же 1752 года отправился в Москву. Поселился он, можно предположить, в доме на Мясницкой улице (по современной нумерации это дом № 24) близ прежнего владения А.Д. Меншикова, знаменитого существующим до сих пор храмом Архангела Гавриила. Занятый, согласно документам, одним из Строгоновых (Сергеем?), дом прежде принадлежал В.А. Лопухину, генерал-аншефу, погибшему в Семилетнюю войну.

Место дома было выгодным. Императрица часто ездила по этой улице в Кремль из своих подмосковных сел и могла заглянуть в гости к богатым и гостеприимным подданным. Здесь же на Мясницкой улице у Земляных ворот в 1742 году в честь коронации Елизаветы Петровны купечество возвело Триумфальные ворота. Только по сохранившемуся плану мы можем представить облик строения. По красной линии улицы стояли палаты, за ними — сад с большим прудом, на берегу которого находилась беседка. Двор окружала каменная ограда с воротами по переулкам и по улице. Внутри его располагались людские покои и службы.

Чуди — француз и масон, став по семейной традиции советником парламента в Меце, затем отправился скитаться. В 1751 году оказался в Неаполе, где председательствовал на заседаниях масонской ложи, основанной принцем ди Сан-Северо, будущим другом Александра Строгонова. В Италии француз выказал нрав вспыльчивый, но отходчивый. Поссорившись с одним из «братьев», который разбил ему нос, Чуди тем не менее отказался драться на дуэли.

В следующем 1752 году наш герой под псевдонимом «le chevalier de Lussy» (шевалье де Люсси) сочинил ответ антимасонской булле Папы, после чего оказался в тюрьме, откуда сбежал. Затем Чуди переехал в Голландию, где продолжал работать над масонскими сочинениями, а затем осенью 1752 года прибыл в Россию. В октябре Александр Строгонов сделал особую французскую приписку в своем посланию к отцу, в которой передал множество приветов шевалье де Люсси. Этот факт вызывает предположение о возможной их встрече где-то в Европе и о рекомендации, полученной французом, занявшим, вероятно, у С.Г. Строгонова место секретаря по иностранной переписке. По возвращении барона в столицу, Люсси, тративший на свои занятия от силы два часа в день, начал исполнять ту же работу у И.И. Шувалова — своего главного покровителя при российском дворе.

Известно, что в Москве барона С.Г. Строгонова неоднократно посещала императрица, в частности, в сентябре 1753 года в течение трех дней она праздновала в его доме именины радушного хозяина. В награду за гостеприимство Елизавета Петровна пожаловала камергеру золотую табакерку и «перстень лаловый с бриллиантами». Прагматичный хозяин оценил рубин (именно его в старину называли лалом) в 1000 рублей. Здесь, в древней столице, а не в Петербурге, как долго и ошибочно думали, в марте того же года остановился архитектор Франческо Растрелли, доставивший барону Сергею Григорьевичу чертежи его нового петербургского дома. Чертеж с видом фасада немедленно отправили сыну за границу, для «апробации». Несмотря на юный возраст, Александр был вовлечен в строительство, усиленно занимаясь в Европе его внутренним наполнением (включая даже создание придворного оркестра Строгоновых).

Барон Александр Сергеевич с особым пиететом подписывал письма, адресованные отцу

Время свидания заказчика и архитектора не было случайным. До начала строительного сезона, который итальянец собирался открыть в апреле, оставались считанные дни, и Растрелли торопился обсудить и согласовать последние детали. В мае-июне барон Александр неоднократно посылал приветы архитектору, тот определенно в то время уже начал свою работу. Как свидетельствует историк города А.И. Богданов, стройка началась с разбора «поземных палат». Именно этот факт позволяет предположить, что они принадлежали Строгоновым, хотя, разумеется, палаты можно было и купить для увеличения участка. Другим доказательством является странный пиетет, проявленный к «домику». Полного уничтожения первого жилища, судя по всему, не произошло, за исключением угловой части.

В существующем здании есть интерьер с лотковым сводом и особыми, меньшими по размеру окнами. Весьма возможно, что это — фрагмент самого архаичного здания на участке, принадлежавшем Строгоновым ранее 1753 года. Сохранилась также креповка на дворовом фасаде западного корпуса в месте соединения поземных палат и земцовского дома. В более значительной степени Растрелли сохранил дом, который барон С.Г. Строгонов в 1742 году приобрел у придворного портного И. Неймана. Едва ли не полностью тот оказался включенным в новое строение, причем, судя по всему, до изменения декораций интерьеров дело еще не дошло.