Убедить Куделина не делать этого он, Смирнов, не сможет. Приказать? Тот тут же обжалует приказ. Вот, блин, загнали тоже занозу в часть. Быстрее продвигали бы его, что ли, выше, пока он здесь все не развалил своими интригами...

Значит, все же придется обратиться к Петровичу – генерал-полковнику Седову, – заместителю Главкома Сухопутных войск. Они были в дружеских отношениях еще с Афгана, когда капитан Смирнов прикрыл собой командира дивизии генерал-майора Седова, приняв на себя три пули душманского снайпера. После этого случая генерал чувствовал себя обязанным Смирнову.

Придется поставить Куделина в известность, что и он, Смирнов, может в случае необходимости сильно огрызнуться, сломать карьеру своему заму. Это был некрасивый ход, но вынужденный. Иначе сохранить Доронина и Чиркова для армии ему не удастся. А терять этих парней не хотелось.

Приняв решение, подполковник Смирнов направился в штаб, поднялся на второй этаж, зашел в кабинет своего заместителя, который ждал прихода командира, выполняя приказ.

Утром на разводе о вчерашнем происшествии не было сказано ни слова. Это обстоятельство удивило многих. Но более всего офицеров строевой части.

Никакого рапорта, докладной в вышестоящий штаб по линии майора Куделина не поступило.

Это было по меньшей мере странным. Все ожидали, что Доронина и Чиркова как минимум до окончания разбирательства и повторного суда чести отстранят от исполнения служебных обязанностей, но этого не произошло.

Не произошло ничего, и причин такого неожиданно спокойного исхода никто не знал, за исключением, естественно, Смирнова и Куделина.

Суд же вообще перенесли на неопределенный срок.

Жизнь продолжалась.

Доронин с Чирковым, как и остальные командиры подразделений, готовились к отправке в запас отслуживших положенное военнослужащих и к приему молодого пополнения. Сержант Шульгин увольнялся, и это, в какой-то степени, смягчало противостояние. Но только смягчало.

Утром Костя, хоть и чувствовал себя еще неважно, стал собираться.

Анна Сергеевна поинтересовалась:

– Куда направляешься? К Эдику? Сам же обещал, что будешь отходить от пьянки?

– А я что делаю? Не прошу же водки и денег не прошу. И не к Эдику иду, просто прогуляюсь и вернусь.

– Кость? Что с тобой случилось? Ты попал в не приятную историю? Тебе что-то угрожает? Или, может, денег задолжал? А?

– Мам, ну почему если я веду себя не как всегда, то у меня непременно должно что-то случиться? Ты не допускаешь, что я мог решить изменить свою жизнь? Вот так, взять и изменить?

– Подожди, подожди, уж не влюбился ты случаем?

– Не волнуйся. Мне это, наверное, не грозит, здесь я весь в тебя.

– Что ты хочешь этим сказать?

– А разве ты отчима любишь? Или любила раньше? Он тебе просто для выживания нужен был, вот и пошла за него. Про отца говорить не буду, не, знаю, но сомневаюсь, что и его ты любила. Извини, конечно, но это на самом деле так.

Анна Сергеевна слушала и понимала, что Костя не ерничает, не издевается, он говорит то, что думает. Она ответила:

– Моя любовь, вся моя жизнь – это ты. Понял? Остальное не в счет.

– В том-то дело, что не в счет. Не будем продол жать. Пошел я.

– Возьми хоть на сигареты.

– У меня есть, – уже с площадки ответил Костя. Анна Сергеевна, закрыв дверь, присела на пуф.

Неужели сын влюбился? Конечно, это должно было когда-то произойти, но так неожиданно? Еще вчера утром он был обычным Костей, каким она привыкла его видеть. Сегодня уже другое дело. Ей так не хотелось делить сына, свою единственную любовь, с другой женщиной. Но поделать Анна Сергеевна ничего не могла. Оставалась надежда, что не любовь заполнила сердце Кости, а легкое увлечение, которое быстро пройдет, и все встанет на свои места.

Костя ждал Лену. Еще пятнадцать минут до окончания смены. Он сидел на скамейке у самых ворот больничного комплекса и курил. Лена вышла в обществе подруг, таких же молодых, как и сама. Они о чем-то щебетали, перебивая друг друга. Отработанные сутки, казалось, никак на них не повлияли, молодость давала знать о себе. Девушки были жизнерадостны и легки. Когда они поравнялись с Костей, тот окликнул:

– Лена?

Лена остановилась и обернулась на голос.

– Это я, Лен.

– Ты? Зачем? Я же просила...

– Проводить тебя хочу.

– Больше ничего?

– Нет.

– Мне провожатые не нужны.

– Лен? Ну хорош выпендриваться. Всего лишь прошу – пройтись рядом.

Лена оценивающе посмотрела на него, нахмурив брови. И получилось это так забавно, что Костя невольно улыбнулся.

– Ты чему улыбаешься? С головой непорядок?

– Не идет тебе хмуриться. Смешно выглядишь.

– Ты никак сегодня трезвый?

– Абсолютно.

– Что так? Деньги у «крутого» кончились? Мама не дала?

– Лен? Зачем ты стремишься сделать мне больно. Мстишь за то, что я когда-то наговорил тебе по пьянке?

– Лен, – донеслось от трамвайной остановки, – «девятка» идет, ты едешь?

Костя напрягся, ждал, как поступит девушка. Уйдет – тогда конец, больше он ее не увидит, вернется в тот мир пьянства и разврата, и будь что будет. Останется, тогда...

– Езжайте, я пешком пройдусь, – ответила Лена подругам, и Костя вздохнул с облегчением. Осталась. – Ну что вздыхаешь? Провожай, коль напросился.

Костя взял ее пакет, они вышли за ворота.

– Ты вообще чем занимаешься? – спросила Лена.

Что было на это ответить?

– Готовлюсь к поступлению в университет.

– Хорошая подготовка – пьянство.

– Да ты видела меня выпившим всего один раз.

– Выпившим – один, вчера. Пьяным еще один, позавчера. А всего видела тебя два раза.

– Да это так, мы просто расслаблялись.

– Где же так перетрудились? Слушай, а чего тебя ко мне потянуло? У вас же компания. И девицы всегда рядом, готовые на все. Или те поистаскались и тебе захотелось свеженького?

– Я не знаю, чего меня потянуло к тебе. Потянуло, и все.

– Ты еще в любви признайся, с первого взгляда.

– А ты не веришь в такую любовь?

– Нет.

–Может, и права.

–А про отчима из мэрии и маму-профессора ты мне правду сказал или тоже мозги парил?

– Правду.

– Знаешь, как тебя можно охарактеризовать?

– Как?

– Самовлюбленный, капризный, молодой, но уже пресыщенный самец.