Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Здесь необходимо сказать, что в анализе понятия кванта мы уже приблизились к области речи в ее отличии от языка в узком смысле слова. Язык в узком смысле слова в своей диалектической разработке уже является такой смыслоразделительной моделью, которая предполагает свое становление, но еще не есть само это становление. Само это становление смыслоразделительной функции и есть не что иное, как речь, речевой поток. Но если теперь перейти специально к речевому потоку, то для его понятийного охвата уже мало будет только модели и только кванта. Здесь выступают новые общенаучные понятия, из которых в первую очередь требуют своего разъяснения понятия поля и алгоритма.
В заключение этого раздела о квантах мы бы обратили внимание читателя на две полезные работы. В одной такой работе, принадлежащей В. Гейзенбергу[31], можно найти широкую картину современных квантовых представлений и весьма полезный анализ значения квантовой физики для всей современной науки и даже для всей культуры. В другой работе, принадлежащей И.С. Алексееву, Н.Ф. Овчинникову и А.А. Печенкину[32], мы находим попытку обосновать современную квантовую теорию как естественный результат тысячелетнего развития физики и философии, начиная со времен античного пифагорейства и античного атомизма.
Что касается языкознания, то можно только пожалеть, что принцип кванта до сих пор не получил здесь никакого применения и развития. Однако мысль о кванте все же не чужда нашим языковедам. Мы указали бы на М.В. Панова, который употребляет термин «квант» и притом в правильном смысле слова. Поскольку одна волна отличается от другой волны чем-то устойчивым и определенным, ее можно рассматривать в системе парадигматики. Однако волны не только отличаются одна от другой, но и непрерывным образом переходят одна в другую. Приходится рассматривать эти волны уже в порядке становления, т.е. нарастания или спада. И вот М.В. Панов пишет:
«Для парадигматики звуковые единицы – „волны“, для синтагматики – „кванты“. Лишь вместе они полно описывают фонетическую систему языка»[33].
Об этом же читаем у М.В. Панова:
«синтагмо-фонология не может не быть в принципе фонологией дихотомических единиц, „или – или“, поэтому в ней единицы имеют пороговый характер. Для парадигмо-фонологии звук (вариант парадигмо-фонемы) существует во всей своей типической конкретности, во всех своих многообразных качественных отличиях»[34].
«Звуковые цепи изображаются более или менее причудливыми кривыми. Синтагмо-фонология может найти в них свои варианты субфонем, разлагая эти кривые, преобразуя их в некие составляющие… для парадигмо-фонологии эта кривая в ее нерасчлененности, в ее индивидуальной целостности и „изображает“ фонему. Рисунок, показывающий реализацию парадигмо-фонемы, в „то же время является и хорошим символическим портретом“»[35] ее.
Субфонема – «квант», парадигмо-фонема – «волна».
Это редчайший, если не единственный случай употребления термина «квант» у языковедов, и употребление это вполне правильное.
Поле и континуум
а) Понятие поля имеет в науке уже полуторастолетнюю давность. В 30-х годах XIX в. Фарадей впервые заговорил об электромагнитном и гравитационном полях. В 60-е годы того же прошлого столетия Максвелл формулировал математическую теорию поля. В течение первых двух десятилетий XX в. Эйнштейн создал теорию относительности, а в дальнейшем развивал теорию поля в связи со своей теорией относительности. Эта же теория развивалась в XX в. в связи с квантовой механикой, и в настоящее время является одним из фундаментальнейших понятий в физике[36].
б) Понятие это оказалось продуктивным и во всех других науках, не исключая, например, биологии. Что же касается языкознания, то и в этой области учение о поле тоже развивается уже несколько десятилетий. Основателем этой теории считается Й. Трир, который в 30-х годах впервые употребил этот термин в применении к языку, но его теория в настоящее время ввиду ее интеллектуалистического примата имеет для нас только историческое значение. У этого исследователя нашлось много противников, из которых более известен В. Порциг.
в) С нашей точки зрения, эта ранняя история языковедческого поля страдает неспособностью достаточно ясно формулировать момент непрерывности, без которого поле превращается просто в единораздельную систему, не нуждающуюся ни в каком поле. В самом деле, поле всегда есть некоего рода протяжение, распространение или, вообще говоря становление. Нам представляется, что поле всегда есть обязательно некоего рода континуум. Но этот континуум нельзя понимать слишком абстрактно, т.е. как просто полное отсутствие всякой раздельности. Континуум нельзя составить из отдельных точек, поскольку они мыслятся только в результате прерывности. Но это не значит, что таких точек совсем нет в континууме, который без них вообще не мог бы быть протяжением или распространением. Эти точки в нем есть. Но поскольку между двумя точками всегда можно поместить еще одну точку, а в каждом новом промежутке помещать еще все новые и новые точки, то, очевидно, этих точек существует бесконечное количество и расстояние между ними бесконечно стремится к нулю. Таким образом, континуум есть такая единораздельная цельность, в которой составляющие ее отдельные моменты имеют между собою расстояние, равное нулю. Континуум есть диалектическое слияние раздельной системы со сплошными и непрерывными переходами одного ее момента в другой.
О континууме в науке имеется огромная литература, причем особо тщательно этой проблемой всегда занимались математики. Правда, в этой проблеме континуума математики приходят к малоутешительным выводам о невозможности разрешения проблемы самого континуума. Эта невозможность естественным образом возникает у тех мыслителей, которые не умеют или не хотят применить диалектический метод. Непрерывность и прерывность являются для диалектики только такими двумя противоположностями, которые необходимым