– Так.

– Ну вот, подобное мировоззрение несовместимо с объективностью. У таких людей критическая оценка информации всегда нарушена. Они весьма доверчивы, особенно по части чернухи. Скажи ей: «Ты сегодня умрешь» – и она не пошлет тебя, как нормальный человек, а спросит: «От чего умру?» Вот на этом и сыграл.

Да уж. Люди – нехитрые механизмы. С этим не поспоришь.

Без покоя

Был май, причем один из лучших.

Был Киев, цвели каштаны. Они цветут каждый год, но в этот – особенно сладко, так, что воздух казался медовым. Солнце к полудню прибавляло духоты, но под вечер проносилась великолепная гроза. После ливня все краски становились густыми, сочными, и глазу открывалось вдруг, что воздух в мегаполисе может быть прозрачным, как хрусталь, а листва деревьев состоит из сотни тысяч оттенков, каждый из которых называется почему-то одним и тем же словом «зеленый».

Я любил жизнь и радовался ей. Просыпался в семь, задолго до будильника. Не жалея времени, варил в турке роскошный кофе, выходил на балкон с фарфоровой чашечкой и блюдцем мармелада. Вполглаза читал выпуск «Вопросов криминалистики» или «Психологии – профессионалам», а над ухом возбужденно галдели птицы, а внизу, во дворе, кто-то выгуливал терьера и умоляюще восклицал: «Арчи! Ну Арчи, рядом!», а Арчи бодро тявкал в ответ и уносился в кусты. Было и вкусно, и свежо, и приятно на слух. Для полной гармонии ощущений, допив кофе, я растирал себе загривок специальной щеткой и явственно чувствовал, как яснеет голова.

Соседи по третьему этажу частенько устраивали скандал. Это была среднего возраста семейная пара с детсадовским ребенком. Ребенок не хотел в сад, мать не хотела сидеть с ребенком, отец не хотел вообще ничего, кроме как быть оставленным в покое, поскольку вчера снова ходил на футбол и до середины ночи пил пиво за победу. Ссорились они смачно, выдавая продолжительные тирады, подчас арии, проделывали это с открытым окном, призывая меня в зрители, и я наслаждался концертом. Из того, как часто соседи скандалили, становилось ясно, что это для них наиболее действенный способ разрядки стрессов.

Я жил один, зато на работе чувствовал себя так, словно прихожу в семью. Отец – это наш грозный Георгий Иванович со своими «когда?..». Он мог пожурить, наставить на путь истинный, мог ворваться в кабинет и сурово погрозить пальцем, заметив на моем столе шоколадку вместо отчета. Но не вызывало сомнений, что на деле он очень ценит нас и даже любит, пожалуй, по-отечески. Старший брат – Дим, который никогда не сидит на месте, улетает и прилетает, и вокруг него всегда облако интереса, внезапности, энергии. Когда он рядом, просто невозможно сохранять покой! И две сестренки – Элен и Бетси, ранговые эксперты, профессионалы пси-тэ, с которыми можно великолепно посплетничать, обсудить кого-нибудь из знакомых следователей, разложив по косточкам всю его психику вплоть до спинного мозга, испытать на себе новую проективную методику из журнала «П-П» и от души похохотать над результатами, или просто потрепаться на счет семейной жизни. Замужняя Элен обожает рассказывать о своем богатом супружеском опыте, так как чувствует над нами несравненное превосходство в этой области, а мы с Бетси любим слушать и лишний раз убеждаться, как нам, холостым, повезло.

А вечером я подвожу Белочку до той точки, где у нее состоится очередное свидание (в мае – обычно Михайловская площадь или старый ботсад, где магнолии). Мне не по пути ни туда, ни туда, и Бетси об этом знает и изо всех сил отнекивается, как бы стесняясь. А я изо всех сил настаиваю, поскольку спешить мне все равно некуда, и это чертовски приятно – когда не нужно спешить. Так мы играемся на стоянке, наконец, Бетси соглашается, и мы умильно болтаем всю дорогу о том, что сейчас в театрах и кино, и когда уже можно будет купаться в Днепре, и что лучше для отпуска – Таиланд или Карпаты. Потом прощаемся, я желаю ей быть сегодня крайне неотразимой, а она целует меня и хлопает дверцей. И я качу через центр, вдоль белоснежных стен Софии, мимо суровых и зубчатых Золотых ворот, под маковками Владимирского собора, и ближе к площади Победы на машину вдруг обрушивается дождь. Тогда я не спешу домой, а делаю большой крюк по проспекту, воображая себя рулевым крейсера, идущего сквозь бурю. «Тойота» мчится по руслу реки, в которую превратилась проезжая часть, и расшвыривает в стороны фонтаны брызг, а видимость такая, что дворники стучат на полную и шоферы врубают габаритные огни.

А бывает, что в дороге небо только хмурится и искрится далекими молниями, и прорывается ливнем лишь тогда, когда я уже поднялся в квартиру. Я открываю окно, и дождь за ним стоит стеной. Кажется, что даже руку не высунешь – упрется. Включаю «Rainbow» или «Led Zeppelin», и слушаю, сидя на подоконнике.

Был прекрасный май: я любил жизнь, любил работу и даже себя.

И мне не давало покоя самоубийство Катерины Петровской.

…Девочка-ресепшионистка за тумбой из пластикового мрамора дежурно улыбалась, высыпая пригоршню вопросов:

– Скажите, по какому вопросу вы к нему? По КАСКО или гражданской ответственности? А вы договаривались о встрече?

Я мог бы соврать, но предпочитаю избегать этого. Ложь притупляет интуицию, как и сигареты. Извлек из кармана удостоверение, протянул девушке, не без удовольствия проследил, как она изменилась в лице.

– Не волнуйтесь, никаких проблем, он нужен мне просто как свидетель. Так позовете Сергея Карася?

– Да, да, конечно…

В этот раз на нем был костюм, а волосы уложены гелем. Если бы не слишком худая шея и невротически напряженное лицо, он казался бы успешным бизнесменом.

– Здравствуйте, я Сергей. Вы по какому вопросу?

Видимо, он не узнал меня, так что пришлось напомнить.

– Меня зовут Владимир Шульгин, я из экспертного отдела при Голосеевской прокуратуре. Мы виделись в квартире Катерины Петровской. О ней и хочу поговорить.

– Идемте.

Он быстро повел меня в одну из переговорных комнат. Во всю стену карта Киева с отделениями страховой компании – отделений много. Квадратный стол и мягкие стулья с зелеными сиденьями. Свидетель не предложил мне сесть, и, едва затворив за спиной дверь, спросил:

– Разве дело не закрыто?

Чуток злости, больше страха, много раздражения. Он свирепеет от того, что я снова втягиваю его в эту грязь и мерзость с мертвой любовницей. Я подошел к нему вплотную, взял за отворот пиджака и проникновенно произнес:

– Ее смерть признана самоубийством. Твоя невиновность доказана. Никаких подозрений в твой адрес нет, но ты нужен мне как свидетель. Могу прислать повестку на твой домашний адрес.

Каждое «ты» и «твой» я выделил ударением и перебросил энергию вверх, на центр осознанной воли, чтобы расстановка сил стала ясна сразу. Сергей выдерживал мой взгляд секунд пять, потом отвел глаза и пробормотал:

– Нет, нет, конечно, давайте здесь поговорим… Вот, присаживайтесь.

Я сел не напротив него, а через угол стола, выдержал небольшую паузу, давая Сергею время адаптироваться в роли допрашиваемого. У меня не было цели шокировать или выбить из колеи, хотел, напротив, поговорить спокойно и толком.