остановились. Мальчик в отчаянии глядел на гигантского рыжего зверя и не двигался с места.

Несколько минут. Если бы он не потратил их на меня — то, может, успел бы пробежать до обвала первого здания и уже был бы в убежище... Или попал бы под обвал и погиб.

Сарада чувствовала, как зрение смазывают выступающие слезы.

— Держи! — крикнул ребенок и швырнул ей на руки младенца.

Она едва успела поймать сверток с малышом.

— Что… что ты…

Мальчик подпрыгнул. Сарада обернулась и с ужасом увидела огромный кусок бетонного перекрытия, который летел прямо на них.

«Вот и все», — пронеслось в голове.

Она не успевала. Ничего не успевала!

Но на пути у смертоносной глыбы вдруг возникла маленькая фигурка. Руку мальчика окутало голубоватое свечение чакры, и он ударил кулаком по бетону. Перекрытие со скрежетом раскололось на мелкие куски. На Сараду обрушился град камней. Она развернулась, закрывая собой ревущего малыша.

Мальчик приземлился на мостовую, встряхнул кистью правой руки: ушибся или потянул, когда отбивал летящую в них глыбу. Он подскочил к Сараде и проворно забрал у нее ребенка. Дитя заливалось плачем. Еще бы, его так тряхнуло, когда брат кинул его незнакомой девчонке.

— Тихо, тихо, Саске, — приговаривал мальчик. — Не плачь.

Сарада тупо смотрела на малышей Учиха.

Во рту пересохло.

Саске.

Хрупкий сверток, который она только что прижимала к груди, — Учиха Саске. Но тогда этот ребенок, его брат, это…

— Дядя?! — выпалила Сарада.

Мальчик отвлекся от брата и странно посмотрел на нее. Наверное, решил, что она сошла с ума.

— Он переместился, — сказал малыш. — Можем идти.

Он бросился бежать по улице, мелко перебирая ножками.

— Дядя… — прошептала Сарада, глядя ему вслед.

Она встряхнула головой и устремилась за ним.

Если раньше они продвигались по улицам, которые разрушительная ненависть Кьюби задела несильно, то сейчас вокруг были одни развалины. Трупы. Раздавленные камнями тела. У дома корчился шиноби с оторванной рукой; он мучительно стонал, зажимая кровоточащий обрубок. Ребенок в истерике тянул палец, торчащий из-под завала, и пищал: «Мама!». Мать же наверняка была мертва. Сарада невольно вспомнила маму, и тело вновь охватила лихорадочная дрожь. Пробегающий мимо чунин подхватил малыша и унес прочь. Ребенок сопротивлялся и визжал, звал мать, но шиноби передвигался быстро, и вопли мальчика очень скоро рассеялись в реве хаоса, царящего в деревне.

— Хаку! — звала женщина, захлебываясь рыданиями.

Прижимая к корпусу безвольно провисшую перебитую руку, она ползала по развалинам дома и пыталась сдвигать неподъемные обломки, чтобы добраться до родного человека, оставшегося под завалом. Тоже, вероятнее всего, мертвого.

— Ты меня слышишь? Хаку! — ее голос сорвался на визг.

Сарада машинально следовала за дядей, но колени тряслись и все норовили подкоситься. Чакра сама собой хлынула к глазам.

Шаринган.

«Уйди. Ты сейчас не нужен. Уйди», — твердила Сарада.

Глаза не подчинились. Они словно говорили ей: «Нам виднее, Учиха. Ты страдаешь. Тебе грозит опасность. Возьми нашу силу, воспользуйся ею и спаси себя».

Дядя остановился и заглянул в переулок, из которого доносился тонкий плач. У стены бродила маленькая девочка, тоже лет пяти на вид.

— Идем со мной, — он уверенно протянул ей руку.

— Итачи-кун…

Девочка вытерла кулаком слезы.

Взревел Кьюби. Прогремел очередной удар. Активированный шаринган различил приближение чего-то огромного. С чудовищной силой сбитое лапой биджу дерево снесло второй этаж хлипкого домика. Маленький дядя рванул на себя девочку, и их накрыло щепками и пылью.

Мир закружился, Сарада без сил опустилась на колени, чтобы не упасть. Ее бил озноб. Она попыталась встать, но тщетно, ослабленное тело снова клонилось на дорогу.

— Ты идешь? — встревоженно спросил дядя.

Его глаза расширились от удивления: он заметил шаринган.

— Нет. Бегите без меня, — выдохнула Сарада, снова пытаясь подняться.

Ничего не выйдет. Тело не слушается.

— Беги! Я справлюсь.

Маленький дядя колебался недолго.

— Пошли, — сказал он девочке.

Та вцепилась ему в кофту и бежала следом, не отставая ни на шаг.

— …Полиция Листа… — прорывался громкоговоритель сквозь грохот катастрофы, — … немедленно… го-восточное убежище…

Сарада, теряя ориентацию, уперлась руками в мостовую. В красном мире танцевали чужие очаги чакры. Некоторые быстро перемещались, другие оставались на месте и на глазах таяли.

Уйди. Уйди! Как же тебя отключить, шаннаро-о!

Чакра и так была на исходе. На заданиях с Конохамару-сенсеем, и в Стране Воды, и в любых спаррингах — Сарада контролировала додзюцу без проблем. Оно оживало, когда было нужно, и гасло, когда нужда в нем пропадала. Но с момента последней встречи с отцом шаринган стал жить собственной жизнью. Сарада испытывала настолько сильные эмоции, что ее душевная боль перебивала любые другие сигналы, и додзюцу активировалось само по себе.

Дядя убежал, и Сарада была уверена, что он гораздо лучше защитит Саске и ту потерянную девочку, чем она сама. Учиха Итачи. Это имя жило еще долго после смерти его обладателя. Не удивительно, уже сейчас мальчик действовал как настоящий шиноби. В критический момент, когда Сарада теряла рассудок от страха, вида трупов и окровавленных полумертвых тел, он хладнокровно просчитывал маршрут, подмечал малейшие детали и действовал, чтобы защитить себя и маленького Саске.

Сарада злилась на отца за его жесткость. Она соглашалась на сделку с божеством в надежде, что папа будет с ней помягче, если удастся изменить его прошлое. Но теперь она понимала, что в таком состоянии она ничего не изменит. Она — никто. Уже для того, чтобы выжить в этом мире, в жестоком прошлом, ей придется научиться тому, чего от нее требовал папа тогда на кладбище. Сараде чудилось, что вся ее прошлая жизнь была сном. Легким, невесомым, спокойным и счастливым. А сейчас она проснулась, и реальность оказалась гораздо более насыщенной и грубой, чем она себе представляла.

Шаринган продолжал пожирать ее чакру. Сарада почувствовала, что если так пойдет дальше, то в сознании она останется недолго.

Выдохни. Успокойся. Выкинь из головы все это…

Но вместо того, чтобы выкинуть из головы «все это», Сарада «все это» вспомнила еще раз в подробностях: искалеченных людей, трупы, кричащего ребенка…

Хватит! Не думай об этом. Думай о чем-то хорошем. Светлом. Теплом. Безопасном.

Нанадайме…

Перед глазами возникла белобрысая физиономия Седьмого. Он решительно смотрел куда-то вдаль, а потом вдруг улыбнулся, щурясь, совсем по-мальчишески.

По щекам пробивали себе путь холодные слезы. С мыслью об отце Боруто затесался и образ Кьюби. Огненная чакра, окутавшая ее защитным