– Капитан Устюг, как устанавливались координаты после выхода из сопространства?

– Ориентировались нормально: курсовая – с Полярной на Солнце, третья точка – Капелла.

– А четвертая? – спросил командор.

– Хорошая космическая практика, командор, рекомендует брать четвертую в случае сомнений. А у нас сомнений не было.

«Нахал», – подумал командор.

– Зато у нас есть. Уточните положение по четвертой.

– Есть, – ответил дисциплинированный капитан.

Четвертая нужная звезда оказалась вдруг совсем не в той стороне. Человек вошел в комнату через дверь, пошел прямо – к окну. Внизу, естественно, пол, наверху – потолок, а справа должен быть стенной шкаф. И вдруг оказывается, что стенной шкаф – эта самая четвертая звезда – оказался слева, а чтобы он снова был справа, потолку надо опуститься и лечь под ноги, а полу – вознестись над головой. Капитан с Луговым вертели и так и этак – не помогало.

– Словно мир перевернулся, – сказал капитан. – Что за… магия?

– Ну вот, – сказал доктор Функ. – При чем же тут связь? Решительно ни при чем.

– В чем же дело, доктор?

– В чем? – вдруг рассердился Функ. – Как – в чем? Почему вы это спрашиваете? – Он кричал фальцетом. – Они претерпели зеркальную инверсию! Весь корабль!

Он умолк. Командор ждал. Функ пожевал губами.

– Объяснение, насколько я могу судить, имеется одно: где-то там, в неизвестное нам время и в неизвестных условиях, вещество корабля и всего, что на нем находится, изменило знак.

– Так что теперь?.. – спросил командор после новой паузы. Он спросил тихо и, казалось, даже робко.

– Теперь они, вероятнее всего, состоят из антивещества, – буркнул Функ и отвернулся.

Молчание длилось минуты две. Потом командор спросил:

– Вам все ясно, диспетчер? Чего же вы ждете?

– Да, – сказал диспетчер неслышно, откашлялся и уже громко повторил: – Да. Все ясно.

– Действуйте.

– Устюг, – проговорил диспетчер. – Только спокойно. Ни шагу с орбиты, ни на миллиметр. Пассажиры спят?

– Как и положено.

– Не будить.

– Что с нами?

Диспетчер не ответил. Он включил общий канал.

– Всем: восьмой объявляет тревогу. Блокировать старты. Освободить пространство до четвертого маяка…

Происшествие случилось у него, и теперь он был главным в космосе. Он вдруг, задним числом, похолодел: стал бы «Кит» швартоваться, вот наломали бы дров… Тринадцать пар глаз в зале уперлись в него, свой голос он слышал со стороны: слова разносились по трансляции. «Не пересекать орбиты «Кита», не приближаться к нему ни при каких условиях. Ничего и никого с «Кита» не подбирать. Постам развести корабли…»

Совещание закончилось. Остатки дыма клубились где-то под прозрачным потолком, розовевшим потому, что здесь, в Космоцентре, только занималась заря. Командор подошел к секретарю, переключил кристалл на исходную позицию и приготовился прослушать все сначала. Он любил еще раз выслушать все в одиночестве: при этом иногда возникали дельные мысли.

Первый голос в записи был его собственным:

– Капитан! Расскажите, пожалуйста, как проходил рейс.

Капитан (откашлявшись, хрипловато – связь чуть изменяет его голос): Значит, так… Взяли груз и пассажиров на Анторе. Загрузка тридцать процентов: не сезон. Разгон прошел без нарушений, никаких странностей не наблюдалось. Нашли точку, своевременно вошли в прыжок…

Физиолог: Как чувствовали себя люди после прыжка?

Капитан: Вышли из коконов. Был проведен положенный осмотр на медкомбайне. Жалоб не было, объективные показатели в пределах нормы – чуть лучше, чуть хуже, как обычно.

Функ: Дальше, дальше, пожалуйста. Как проходил полет в сопространстве?

Капитан: Ну, я бы сказал – нормально. Все время, с прыжка до выхода, не было ни вибраций, ни отказов, ни каких-либо иных нарушений.

Функ: Это субъективно. А приборы?

Капитан: Я просмотрел записи. Никаких отклонений.

Функ: Хорошо, капитан. Теперь расскажите, а что наблюдалось… снаружи?

Капитан: В сопространстве?

Функ: Вот именно.

Капитан (не сразу): Вообще, как вы знаете, нам не разрешается…

Функ (нетерпеливо): Да, да! Но все смотрят. Говорите, это крайне важно.

Командор: Рассказывайте, капитан.

Капитан: Да ведь вы знаете, как это выглядит: полный ноль. Даже не скажешь, пустота это или нет, тьма – или еще что-нибудь. Так что видеть там нечего, и если мы все же что-то угадываем, то потом оказывается, что впечатление у всех разное, и, значит, мы видим что-то в себе, а не снаружи. Мне, например, обычно кажется, что мы висим неподвижно, а от нас во все стороны расходятся такие – ну, коридоры, что ли. То есть у них, понятно, нет ни стен, ни потолков, ничего, но только я знаю, что это – разные коридоры, и они вертятся, как спицы колеса, в котором я – ось. От этого вращения начинает кружиться голова, и выключаешь экран. Стараешься только не изменить ненароком режим – там, если чуть сдвинешься, вынырнешь потом, наверное, неизвестно, где.

Функ: Капитан, вот в этом «ничего» вы не заметили чего-нибудь, что было бы не таким, как всегда? Хотя бы мелочи…

Капитан: Совершенно ничего.

Услышав тихое жужжание вызова, командор остановил запись и нагнулся к интеркому.

– Командор, вы приказали доложить вам о встречающих «Кит». Они тут, и ожидают, как обычно, отправки на Космофиниш. Мы, по вашему указанию, разместили их в отдельном зале.

Командующий откликнулся не сразу.

– Они волнуются?

– Пока нет, командор. Не более, чем обычно. Им объяснили, что финиш корабля несколько задерживается.

– Пусть подождут. Я буду, как только что-нибудь выяснится.

Командор повернулся к секретарю.

Функ: Ах, какая жалость, что меня там не было. Я уже давно говорю о необходимости специальной экспедиции… пока я жив.

Командор: Вынужден просить участников не отвлекаться. Доктор Функ, и лично вас.

Функ: Хорошо, но мы еще поговорим об этом в Совете.

Командор снова наклонился к аппарату.

– Слушаю!

– Докладываю: по вашему приказанию чистильщик уравновесился на орбите «Кита», на безопасном расстоянии от него.

Командор почувствовал вдруг, как влажнеет ладонь – словно в ней был зажат флазер, который он направил в спину друга.