про нас, про лётунов! Ну, в смысле, не только про лётчиков, — он обвёл взглядом всю компанию, — а вообще про всех летунов — поправился Колька, — и про бортстрелков тоже. Ну так сможешь? Но только чтоб вот за душу, вот так вот, — он стиснул у горла кулак, — чтоб взяло? Спой, Огонёк, а?

— Песню про лётчиков… — в раздумье спросила Агния. Некоторое время она, как будто в нерешительности, кусала уголок нижней губы, и перебирала пальцами струны. Все терпеливо ждали, сзади кто-то потихоньку шушукался.

— Ну, хорошо! — было видно, что она, наконец, приняла какое-то трудное для неё решение, — спою песню. Про всех нас. Про лётчиков. И про бортстрелков тоже. Куда же нас девать, горемычных?

— Во-о-от! Так держать! Давай начинай! — со всех сторон посыпались ободряющие возгласы.

Она обвела всех взглядом, внимательно вглядываясь в лица присутствующих. Кашлянула, настраиваясь на нужную волну.

— Эту песню я слышала в одном месте… её пел один человек. И пел очень хорошо, под гитару пел. Не знаю, получится ли у меня так же, как у него: я-то на гитаре не очень… Да и в женском исполнении эта песня, думаю, будет хуже звучать. Голос у меня не тот. Там… по-другому надо петь.

— Да о чём ты говоришь?! Ты же бортстрелок, летаешь и воюешь, как все! Значит, споёшь, как надо! — зашумели хором, — И голос у тебя подходящий! Да давай уже, пой, не томи!

Она поставила правую ногу на перекладину рядом стоящей скамейки, глубоко вздохнула, закрыла глаза и пальцы её вдруг резко ударили по струнам…

Зазвучал непривычный, как призывный набат, ритм первых аккордов, заставивший замолчать самых шумных и неугомонных. Агния закрыла глаза, и видимо, кому-то подражая, запела:

— «Их восемь, нас двое.

Расклад перед боем не наш, но мы будем играть!

Серёжа держись, нам не светит с тобою,

Но козыри надо равнять.

Я этот небесный квадрат не покину -

Мне цифры сейчас не важны.

Сегодня мой друг защищает мне спину,

А значит — и шансы равны.»

Лица окружающих друг как-то сразу посерьёзнели, улыбки с лиц как будто ветром сдуло. Все стали жадно прислушиваться к словам песни. Агния всё больше и больше входила в роль, голос её окреп, обрёл силу:

— «Мне в хвост вышел мессер,

Но вот задымил он, надсадно завыли винты.

Им даже не надо крестов на могилы,

Сойдут и на крыльях кресты-ы.

Я первый! Я первый! Они под тобою!

Я вышел им наперерез

Сбей пламя, уйди в облака,

Я прикрою — в бою не бывает чудес!»

С горящими глазами сидели вокруг неё молодые, крепкие мужики, не раз смотревшие в лицо смерти. Кто-то внимал с приоткрытым ртом, кто-то наоборот, плотно стиснул зубы, играя желваками. Сжимались и разжимались кулаки, гуляли кадыки по шеям, когда кто-то, сопереживая, судорожно сглатывал. Было видно — зацепило всех, по серьёзному. До упора, «до кости». Это была пронзительная правда про них, про то, как они живут и умирают. Там, в небесах.

— «Сергей, ты горишь!

Уповай, человече, теперь на надёжность строп!

Нет поздно! И мне вышел мессер навстречу.

Прощай — я приму его в лоб!

Я знаю! Другие сведут с ними счёты,

Но по облакам скользя,

Взлетят наши души, как два самолёта,

Ведь им друг без друга нельзя.»

Её ладонь резко прижала струны. Пару секунд она сидела молча, грудь её часто вздымалась, со лба капнула капелька пота. Она как будто на мгновение задумалась: замолчать на этом месте, или же всё-таки допеть песню до конца?

Никто не издавал ни звука — все, затаив дыхание, буквально пожирали её глазами, ожидая продолжения. Она стрельнула глазами на Андрея, коротко вздохнула, пальцы её снова ударили по струнам, и продолжила:

— «Архангел нам скажет — в раю будет туго,

Но только ворота — щёлк!

Мы Бога попросим: впишите нас с другом

В какой-нибудь ангельский полк!

И я попрошу Бога, Духа и Сына,

Пусть выполнят волю мою-ю:

Пусть вечно мой друг защищает мне спину,

Как в этом последнем бою!»

Девичий голос, как нерв, бился под сводами землянки. Андрей сидел позади неё, лоб его покрыла испарина, во рту совершенно пересохло. В голове билась мысль: «Откуда?! Откуда такая песня?! Она же как будто про себя поёт!»

А Агния тем временем с напором продолжала:

— «Мы крылья и стрелы попросим у Бога -

Ведь нужен им ангел-ас!

А если у них истребителей много,

Пусть пишут в хранители нас!

Храни-и-ить — это дело почётное тоже,

Удачу нести на крыле.

Таким, как при жизни, мы были с Серёжей

И в воздухе и на земле!

Таким, как при жизни, мы были с Серёжей

И в воздухе и на земле!» 3

Она прижала струны ладонью, и замолчала, часто дыша и смотря в точку перед собой. Первые 10 секунд стояла гробовая тишина — было слышно, как потрескивают в печке дрова. Все ошарашенно молчали — по всему было видно, что слова песни тронули самые затаённые уголки души. У всех присутствующих. Затем все как-то разом задвигались, шумно задышали, поднялся восторженно-одобрительный гул.

— Как Христос по душе босиком прошёлся! — шумно, с чувством, и незаметно смахивая кулаком навернувшуюся слезу, выдохнул Колька Никишин.

— Вот это да! — кто-то вторил ему из одного угла.

— Молодчина! — кто-то выкрикнул из другого.

— Маладэц! Вах! — громоподобно вторил ему Жорик.

— Ну и ну! Это кто ж такую песню сочинил?

— Не иначе, как лётчик!

— Кто сам не летает, тот так не сочинит! — посыпалось со всех сторон.

— Где же ты её услышала то?

— И ведь запомнила! Умница ты наша! — неслось вдогонку.

Лоб её был покрыт бисеринками пота, она, смущённо улыбаясь, отдала гитару:

— Неужто понравилось?

— Она ещё спрашивает?! Скромница!

— А спой нам ещё, а?

— Нет, нет, мужчины! Извините, — она опустила глаза, — что-то я устала… Можно я пойду?

Она застегнула комбез, нахлобучила на голову шлемофон, и стала пробираться к выходу. Пошатнулась, чуть не ударившись плечом об косяк. Андрей, вскочив и идя рядом, мгновенно среагировал, подхватив её под руку, и бережно вывел на улицу.

Оказавшись на улице, она подставила лицо ветру. Он тут же раскидал её волосы, выбившиеся из-под края шлемофона. Андрея переполняли чувства, ему сразу хотелось многого: обнять её, поцеловать, подхватить на руки, закружить, расспросить её, что это за песня, и не сама ли она её сочинила, а если не сама, то где и от кого слышала, хотелось попросить её спеть ещё что-нибудь.

Мысли тужились в мозгу, рот уже сам собой открылся, осталось только набрать воздуха