– То-то же, – тихо сказал отец Василий, – у меня глаз наметан. Я вашего брата за версту носом чую.

Всю ночь, пока чинили пути и пока не приехала милиция, отец Василий провел с задержанным парнем в своем купе. Никто не знал, о чем они там говорили, но когда милиция уводила вора, то он оглянулся на священника и на секунду задержался.

– Простите меня, батюшка, – наконец сказал паренек серьезно. – Я вас понял. И я очень постараюсь.

– Храни тебя Господь, – сказал отец Василий и перекрестил уходившего с милиционерами парня вслед.

Священник долго еще стоял у окна и смотрел, как парнишку сажали в машину и увозили. Отец Василий передал вора в руки милиции по простому убеждению, что всякое преступление должно быть наказано. Совершивший зло должен быть наказан, но теперь он на пути к осознанию того, что совершил зло. А это уже первый шаг к раскаянию. Может быть, одной этой ночной беседы будет и недостаточно, чтобы парнишка до конца осознал всю глубину своего проступка. Может, в колонии найдутся не менее опытные и убедительные «учителя», которые своим влиянием снова свернут парня с верного пути. Может быть. Но по крайней мере сейчас он ушел с легким сердцем, с пониманием того, что ему грозит, с готовностью понести заслуженное наказание и желанием искупить вину. А дальше все в руках Божьих.

– Батюшка! – послышался за спиной девичий голос.

Отец Василий обернулся и увидел проводницу своего вагона с пакетом в руках.

– Что тебе, дочка? – вышел из задумчивости священник.

– Вот, – девушка протянула пакет, – это вам. Подарок от нашей бригады проводников.

– Мне, подарок? – изумился отец Василий.

– Ну да. Вы посмотрите на себя. Вам ведь и переодеться не во что, а ехать еще долго.

Отец Василий глянул на то, во что превратился его спортивный костюм в результате ночных подвигов. Вид у него сейчас был, мягко говоря, предосудительный. Открыв протянутый ему пакет, он обнаружил в нем новенький костюм, еще с этикеткой. Отец Василий посмотрел в ясные и наивные глаза девушки. Наверняка кто-нибудь из бригады купил этот спортивный костюм себе или вез в подарок. Отказаться из чувства ложной скромности? Но ведь люди сделали это от чистого сердца, так к чему же эти неуместные позы?

– Благослови вас Господь, доченька, – улыбнулся отец Василий. – Спасибо, конечно, только вот с размером... При моей комплекции не оказался бы он мал.

– Вашей, вашей комплекции, батюшка, – засмеялась проводница и ушла к себе в купе.

Судя по тому, как она засмеялась, отец Василий понял, что этот вопрос горячо обсуждался среди проводников. Он вошел в купе, развернул подарок и приложил к себе. Кажется, его размер. Кто же у них такой крупный?

* * *

Спать больше не хотелось. Отец Василий посмотрел на часы – полшестого утра. После бессонной ночи со спасением пострадавших он проспал почти весь день. Потом почитал, посмотрел в окно, размышляя о своих делах и в ночь опять завалился спать. Безделье расслабляло. Надо с этим заканчивать, решил священник.

Откинув простыню, он рывком сел и посмотрел в окно поезда. Летнее солнце поднималось над горизонтом. Священник представил, как там сейчас хорошо за окном. Остатки запахов ночного леса смешиваются с запахами степных трав. Ночная прохлада тихо и незаметно сменяется солнечным теплом, которое скоро уже начнет припекать, на лесных полянках щебет птиц... А посреди поля взмоет в небо жаворонок, исчезнет и будет петь свою нескончаемую песню. И мир проснулся ото сна – вспомнилась священнику откуда-то всплывшая фраза. Душа наполнилась удовлетворением и покоем.

Все-таки вчерашний день был прожит не зря. Господь позвал его на помощь людям, помог спасти четыре молодые жизни. Это, безусловно, благое дело. Но самым ценным было не это. Вчера он пролил толику света в душу заблудшего паренька, показал ему путь, отличный и светлый, успокоил его душу, помог и поддержал перед неизбежной карой за содеянное. И эту кару тот паренек встретит без гнева и ненависти. Вот это было важнее. Сколько он занимался спасением жизней? Минут двадцать, а с пареньком он провел почти всю ночь.

Повесив на грудь свой массивный крест, отец Василий взялся за него обеими руками, прижал к груди и закрыл глаза. По всему телу растеклась блаженная истома и тепло. Давно уже отец Василий не начинал дня без этой простой и бесхитростной молитвы. Это была молитва преподобных старцев и отцов оптинских.

Господи, дай мне с душевным спокойствием встретить

все, что даст мне сей день.

Господи, дай мне вполне предаться воле Твоей.

Господи, на всякий час этого дня во всем наставь

и поддержи меня.

Отец Василий произносил эти простые, но прочувствованные слова, мысленным взором вознесясь ввысь, к престолу Божьему.

Господи, открой мне волю Твою для меня и окружающих.

Какие бы я ни получал известия в течение дня, дай мне принять

их с спокойной душой и твердым убеждением,

что на все святая воля Твоя.

Господи, Великий и Милосердный, во всех моих делах и словах

руководи моими мыслями и чувствами,

во всех непредвиденных обстоятельствах не дай мне забыть,

что все ниспослано Тобой.

Эта молитва придала ему силы и уверенности. Утро становилось светлее, а на душе радостнее. И как он вовремя когда-то нашел эту молитву, в свое время она помогла ему победить в себе эту раздвоенность, примирить отца Василия со своим вторым я – Мишаней Шатуновым, бывшим спецназовцем, человеком мечущимся, озлобленным, с неспокойной, нарывающей, как болячка, душой.

Господи, дай мне разумно действовать с каждым из ближних моих,

никого не огорчая и никого не смущая.

Господи, дай мне силу перенести утомление сего дня

и все события в течение его.

Руководи волей моей и научи молиться и любить всех нелицемерно.

Аминь.

Отец Василий сидел, прислушиваясь к странному ощущению – спокойствию и душевному подъему. Он улыбнулся сам себе. Главное, что он постиг за эти годы, было умение относиться с любовью ко всем и вся. Научиться относиться без ненависти и раздражения к тем, кто творит черное дело было нелегко. Они достойны не ненависти, а сожаления, скорби и любви. Помощь им возможна только с любовью, а любая другая помощь – лишь ее видимость.

Забросив на шею полотенце, отец Василий вышел в коридор, а потом и в тамбур вагона. Там было накурено еще с вечера. Священник поморщился от застоявшегося запаха табака и на некоторое время открыл дверь перехода между вагонами. В тамбур сразу же ворвался грохот колес, стук вагонной сцепки и свежий воздух с запахом дымка.