Я усмехнулся, такая убойная сила у обычного обреза в принципе невозможна, девелопер здесь что-то мудрит.

— Куда теперь? — спросил я, когда мы вышли на улицу.

На улице царил вечер. Горели фонари, сияли лампочки в окнах. В витринах магазинов подмигивали разноцветьем новогодние гирлянды — примета не так давно закончившихся праздников. В морозном воздухе поскрипывал снег под чужими шагами, играли мелодии телефонных звонков. Где-то совсем рядом открылась дверь кафе, и на волю вырвались слова популярной некогда песенки:

Дверь закрылась, и снова только скрип снега под чужими шагами и телефонные трели.

— Едем к тебе, — сказал жабоид.

— Ко мне? — удивился я. — А гномы нас у подъезда не ждут?

— Сомневаюсь. Их целью была Василиса, а мы всего лишь сопутствующее неудобство. Пока мы не начнём проявлять себя и путаться под ногами, никто за нами охотиться не станет.

Что ж, логика в этом была, и я внёс некоторое уточнение:

— Хорошо, только не едем, а идём. Деньги у меня закончились.

Возле подъезда нас действительно никто не ждал. Время подходило часам к одиннадцати, народ с улицы давно разбежался по тёплым квартирам, и никаких посторонних движений я, как не вглядывался в расцвеченную снегом темноту, не заметил. И в самом деле, на кой ляд мы сдались этим гномам, была бы печаль из-за двоих неудачников мёрзнуть на таком страшном холоде.

Мы вошли в подъезд. Слева узкая лесенка вела вниз в дворницкую. Из-под хлипкой двери сочилась жёлтая полоса света, Фархунд ждал меня на чай. Я так и представил, как он засыпает заварку в чайник, укутывает его полотенцем, а потом накрывает подушкой, чтоб не единая крупинка тепла не пропала понапрасну. Увы, сегодня он меня не дождётся, и уж не знаю, дождётся ли когда-нибудь в ближайшем будущем.

Квартира встретила нас гнетущей тишиной. Раньше она всегда была наполнена звуками: лёгкое жужжание системного блока, болтовня телевизора, шелест мягких тапочек по ламинату. Но после ухода Ольги вся надобность в звуках исчезла, и теперь квартира жила пустой и тихой жизнью, потихонечку превращаясь в монастырскую келью.

Жабоид, едва вошёл, поменял всё кардинально. Он сразу направился на кухню и принялся хлопать дверками холодильника и кухонных ящиков. Потом долго гремел посудой, уронил что-то, выругался, снова уронил. Я прошёл в комнату, лёг, не раздеваясь, на диван. Попробовал дотянуться до телевизионного пульта, не дотянулся и зевнул. Спать… Может Василисушка приснится, расскажет, где её прячут, как обращаются. Если хоть пальцем её тронут, хоть слезинка из её глаз выкатится, я приду и всех покалечу…

Над ухом заиграла противная мелодия по типу: дом-ти-ли-дом-тили-дом-дом-дом. Фу, какая безвкусица. Откуда это взялось?

— Девелопер, — выглянул из кухни Дмитрий Анатольевич. — Посмотри, чего там пришло.

Опаньки, а я и забыл про него. Я быстро закатал рукав и приник глазами к экрану.

Изменение базовых параметров.

Здоровье: 0 + 1, конечный показатель равен 1.

Выносливость: 0 + 1 = 1.

Рукопашный бой: 0 + 1 = 1.

Дипломатия: 0 + 1 = 1.

Не совсем понятно, за что я всё это получил, но приятно. Расту. Знать бы ещё, что мне это даёт.

— Что значит «здоровье ноль плюс один»?

Жабоид задумался на мгновенье.

— Ну, скажем, теперь ты зимой без шапки можешь ходить. Иногда.

— Зачем?

— Не зачем. Это я в качестве примера привёл. Организм у тебя стал более устойчив к болезням и ранам. Уши, конечно, отмёрзнут, но менингитом, может быть, не заболеешь.

— Понятно. А у тебя сколько добавочных единиц?

— Совать свой нос в чужие параметры — дурной тон. Ужинать иди.

Ладно, с остальным потом разберусь, а пока и в самом деле следует перекусить. Я прошёл на кухню. На столе стояла сковорода с яичницей, хлеб, масло, на плите пыхтел чайник. Я взял вилку, поддел кусочек яичницы, съел.

— А ничего, вкусно. Готовить ты умеешь.

— Поживёшь с Василисой…

Я потянулся за ножом.

— Э-э-э, — жабоид затряс пальцем, — я хотел сказать, что мы часто ездили в командировки в глухие деревни, приходилось жить в различных избушках, а из Василисы повар никакой… Великий Боян, я только это имел ввиду!

Я взял нож, стал намазывать масло на хлеб.

— Я так и подумал. Ты чего нервничаешь? Кушай.

С яичницей мы справились минуты за три. После этого жабоид разлил кипяток по чашкам, бросил в них чайные пакетики.

— Дмитрий Анатольевич, а про какого Игнатия Лойолу Ядвига Златозаровна спрашивала?

— Ерунда, забудь, — отмахнулся жабоид.

— Я настаиваю.

Мне действительно было интересно. Судя по имени, это был какой-то не русский дворянин, и если я вдруг прихожусь ему родственником, то можно будет как минимум хвастать своим дворянскими происхождением.

— Никем он тебе не приходится, — пробурчал жабоид, — имя просто схоже. Слышал про орден иезуитов?

— Проходили что-то в школе. Или не в школе. Читал где-то.

— Он его основатель. Великий, так сказать, Инквизитор. Как наш Боян. Только наш хороший, а этот плохой.

Я надкусил бутерброд. Сыру бы ещё сверху и лучку зелёного. Да чего стесняться, можно и колбасы.

— А Песочная яма где? — спросил я.

— Недалеко, три остановки на электричке.

— Предупреждаю, денег у меня нет, — напомнил я.

Жабоида это не смутило.

— Утро вечера мудренее. Решим проблему, не ссы.

Утром я спустился на этаж ниже и постучал в обшитую дерматином дверь. Открыл мужик. Мятая морда, мешки под глазами, на голой груди наколка: плохо читаемый портрет лысого дядьки. Воняло от мужика, как от мусорного бака, а уж запахи, исходящие изнутри, я вообще определить не возьмусь.

— Толик, патроны есть? — спросил я и показал бутылку водки.

Толик поскрёб подбородок и кивнул:

— Заходи.

— Я здесь подожду.

Настаивать на приглашении Толик не стал, исчез в квартире и вскоре вернулся с целлофановым пакетом в руках.

— Во, — сунул он мне пакет в нос, — всё, что осталось. Двенадцатого калибру, магнум. Натурально картечь. Хошь на лося, хошь на кабаняру.