Шел 1503 год, итальянские войны близились к концу, Индии манили все сильней. Америго Веспуччи уже завершил три из четырех своих широко освещавшихся путешествий. В двух «письмах», или описаниях, в результате публикации которых континент получил его имя (первое из них появилось в «Mundus Novus»[17], второе – в «Cosmographiae introductio»[18]), он утверждал, что побывал к югу от реки Плейт[19], почти у самого Магелланова пролива. Это было его третье путешествие в 1501–1502 годах. Во втором, в 1499–1500 годах, он, полагают, открыл Бразилию, проплыв вместе с Охедой вдоль побережья от 5° южной широты до залива Маракайбо. В этом путешествии с ним был и Хуан де ла Коза, составивший первую карту Нового Света. Один из представителей семейства Ниньо из Палоса, Педро Алонсо, достиг северного побережья Колумбии. Пинсон дошел до устья Амазонки, Лепе также плавал вдоль берегов Бразилии, а некий юрист Бастидас исследовал северное побережье Южной Америки непосредственно до Дарьенского залива. Большая часть этих судов возвращалась потом в атлантические порты южного побережья Испании, в бухту, именуемую заливом Кадис.

Санлукар-де-Баррамеда, расположенный непосредственно в устье Гвадалквивира, в свою очередь, служил водными воротами в Севилью. Река здесь широка, в нее легко войти, а невысокая скалистая южная оконечность устья обеспечивает некоторую защиту от южных ветров. Оказавшись за баром, который и в наше время сдерживает реку, попадаешь в тихое место с песчаным берегом, облегчающим высадку. Но главной притягательной силой для молодого Кортеса должна была быть сама Севилья – порт, сосредоточенный вокруг Торре-дель-Оро, приземистой круглой башни. Это почти все, что осталось от старых городских стен в месте их наибольшего приближения к реке. Здесь, на темном песчаном пляже, пришедшие из Индий суда выгружали на берег добычу по смазанным салом бревнам. На пристанях толпились матросы, торговцы, искатели приключений и монахи, там же штабелями высились товары, приготовленные для отплывающих судов и, что гораздо больше возбуждало воображение, товары с судов прибывающих – экзотический аромат нового мира.

В Кадисе также кипела новая жизнь, и не только под защитой крепостного вала – оконечности огромной, выгнутой к северу косы, что защищает эту большую естественную гавань, но и в бухте Пуэрто-де-Санта-Мария, откуда однажды отплыл Колумб. Санлукар, Кадис и Пуэрто-де-Санта-Мария – все они расположены группой на расстоянии нескольких миль друг от друга, приблизительно в шестидесяти милях к югу от Севильи; а примерно на таком же расстоянии к западу от Севильи, на плоской равнине, убегающей к волнистым холмам, расположены илистые бухты Могера, Палоса и Ла-Рабиды на реке Тинто. Они также были охвачены оживлением, импульсами бурно нарождавшейся империи. Открытия и завоевания, мечты о несказанных богатствах, рассказы о кораблекрушениях, штормах и рифах, о золоте, индейцах и странных неизвестных землях – всего этого было более чем достаточно, чтобы разжечь воображение амбициозного юнца восемнадцати лет, твердо намеревавшегося вырубить для себя жизненную нишу.

Кортес отплыл на следующий год с конвоем из пяти торговых судов, направлявшихся в Санто-Доминго, столицу Испаньолы. Кстати, это был год смерти королевы Изабеллы.

Знания об особенностях навигации в Индиях были в то время еще весьма отрывочны. Это едва ли удивительно, так как Карибское море и Мексиканский залив покрыты сложным узором островов, скал и коралловых рифов. Вдоль изрезанных бухтами берегов Центральной Америки проходят быстрые течения, а с начала сентября до середины октября велика вероятность ураганов. В то время даже такой большой остров, как Куба, все еще считался частью материка.

По прибытии в Санто-Доминго Кортес поселился вместе со своим другом Мединой, одним из секретарей губернатора. Тот посоветовал другу зарегистрироваться здесь в качестве гражданина, что давало право на участок под строительство дома и землю для обработки; это был, безусловно, почерепашьи медленный способ аккумулирования богатства по сравнению со снедавшей путешественника жаждой золота и честолюбивыми мечтами. Без сомнения, губернатор Овандо дал Кортесу тот же совет, поскольку он выделил ему repartimiento и сделал его нотариусом городского совета Асуа. В течение следующих пяти или шести лет Кортес, казалось, был удовлетворен – он занимался торговлей и укреплял свое положение в колонии. В это время он, должно быть, встречался с Писарро, поскольку это было тесное маленькое сообщество. Он чуть не отправился в злополучную экспедицию Никуэзы и Охеды, в которой участвовал Писарро.

От этого его, однако, уберегла некая болезнь, которую секретарь описывает как абсцесс под правым коленом. Другие называют это воспалением лимфатического узла на почве сифилиса. Кортес, поистратив свою энергию, теперь находился в колонии, где женщин его расы почти не было, так что его заболевание было практически неизбежным: говорили, что индианки чаще заражают своих любовников, чем испанки. Он выздоровел, вероятно, благодаря местному средству под названием гуайакан. Но даже самые серьезные последствия этой болезни едва ли могут объяснить загадку останков, эксгумированных в церкви при госпитале Иисуса в Мехико в 1947 году. Их описывают как останки горбатого карлика с неестественно узкой головой, маленьким прямым носом и ограниченной подвижностью правой руки. Поскольку это описание полностью совпадает с изображенным на фреске Диего Риверы чудовищем, напрашивается наиболее вероятное политическое объяснение: современная Мексика сделала все возможное для дискредитации Кортеса. И тело, и изображение на фреске выглядят, конечно, странно по сравнению с описанием Кортеса, которое дал Берналь Диас: «Он был хорошего роста и телосложения, с хорошими пропорциями и сильными конечностями… если бы его лицо было более длинным, он был бы красивее, а глаза его смотрели доброжелательно, но серьезно…» Единственным недостатком, очевидно, был шрам от ножевого ранения на нижней губе, полученный в одном из его любовных приключений и прикрытый бородой, темной и редкой. Кортеса также описывали стройным, с высокой грудной клеткой, хорошей формой спины, но слегка кривоногим, что, без сомнения, объяснялось постоянной верховой ездой.

Портрет молодого Кортеса кисти испанского художника XVII в. заметно контрастирует с картиной мексиканского художника XX в. Диего Риверы, где Кортес изображен уродливым, с алчным блеском в глазах

В 1509 году в Санто-Доминго в качестве губернатора Индий прибыл дон Диего Колумб, наконец установивший свой наследственный титул как сын и наследник человека, открывшего Новый Свет. Двумя годами позже, заселив остров Пуэрто-Рико, он послал Диего Веласкеса с тремя сотнями людей для завоевания Кубы, островная природа которой была наконец доказана, но которая по– прежнему оставалась практически неисследованной. Для Кортеса, сопровождавшего экспедицию, Куба стала воротами в Мексику. На тот момент ему было двадцать шесть лет, и он по-прежнему служил в администрации помощником казначея, занимавшегося учетом причитавшейся королю пятой части доходов. Аннексия Кубы не заняла много времени. Веласкес был назначен лейтенант-губернатором, а «способный и усердный» Кортес вместе с Хуаном Хуаресом получили на двоих repartimiento. Хуарес особым к нему отношением обязан был тому факту, что Веласкес был влюблен в одну из его сестер. Девицы Хуарес прибыли из Испании в 1509 году с доном Диего Колумбом в поисках богатых мужей, и еще одна из сестер, Каталина, обратила свое внимание на Кортеса.