— Так как, устроилась ваша подруга? — спросила Джин.

— Да, устроилась. В одном отеле с иракскими беженцами. Там мамаши девочками торгуют для радости богатых туристов из Саудовской Аравии. Для этих, в белых балахонах да платках пятнистых. У них денег куры не клюют. Нефтяные магнаты, короче говоря. Вот Снежана там и убирает, и спиртное разносит, и для особых клиентов услуги оказывает. Куда без этого… Она хорошенькая, как картинка, к тому же славянка, а магнаты подобных девиц любят. Снежана мне звонит каждую неделю, во вторник или в среду. Так уж мы договорились, хотя из отеля ей звонить запрещено. У сербки этой спонсор один завелся, — тихо заметила Светлана, хихикнув в кулачок. — Мулла, знаете ли.

— Мулла? — удивленно переспросила Джин.

— Ага, — подтвердила женщина. — Он у себя в мечети весь такой правильный, а в свободное время чалму снимает и с бабами любит поразвлекаться. К тому же взятки берет немалые. У него вилла в горах на берегу водопада, вот мулла Снежанку туда возит. Да и чтоб не платить девушке за ее услуги. Жадный мужик. Позволяет пожить денек-два по-человечески. Там у нее комната своя, телефон, прямо все, как в богатом отеле. Ну, и обслуживает его, конечно. Он самый настоящий коз…, ой, простите, — вдруг осеклась Светлана, несколько смутившись. — Тот еще извращенец, хоть и мулла. Ненасытный. Ты ему по-всякому удовольствие давай, а то доволен не будет.

— Светлана, как вы думаете, если мне в тот бордель к вашей подруге устроиться, возьмут меня? — серьезно спросила Джин.

Алекс внимательно посмотрел на нее и покачал головой.

— Вам, в бордель?! — воскликнула шокированная Светлана, даже закашлявшись от неожиданности. — Да вы знаете, что там делается? Это ж все нелегально. Эти сирийцы очень хитрые. У них вроде как закон и запрещает всяческий разврат, а чиновники и военные так воруют, что деньги некуда девать. Вот они и устроили этот подпольный бизнес себе на развлечение. Крышу, как говорится, обеспечивают. Полицию нравов спроси, они вам ответят, дескать, ничего такого у нас нет. Типа мусульманская чистота во всем. На самом деле шейхи эти саудовские да иорданские валом туда приезжают. У себя-то дома только за один подобный разговор их ждет удавка. В Сирии подобные удовольствия можно без проблем получить. В каждом крупном городе по целой сети. Из одного только Ирака полно беженцев. Жить-то на что? Так родители своих девчонок малолетних чуть ли не с пяти лет в эти бордели посылают. Снежанка рассказывала, стоят чуть ли не плачущие дети на подиуме, а мужики их вовсю лапают. Да их лапать-то еще не за что! Не понравится девочка такому заезжему богатею, так семье есть будет нечего. Обращаются с ними хуже, чем со скотами, — добавила Светлана, горько вздохнув. — В подвалах взаперти держат, чтоб средь бела дня не видел никто. Охранники на них мочатся и сигареты на теле гасят. Все это выделывают под портретом их Башара Асада. В своем уме-то они? — громко спросила сама себя Светлана, покрутив пальцем у виска. — Это как если бы в советское время в подпольном публичном доме портрет Ленина повесили на видном месте. Без портрета — никуда. Якобы приличное заведение. Ох, паскудники чернозадые… Девчонки в качестве рабынь все терпят. Куда обратишься? Если официально нет проституции, значит, и прав никаких, и защиты, и лечения. Дохни, как собака под забором. Зачем вам-то все это нужно, госпожа? — повторила свой вопрос женщина, пожав плечами. — Вы, например, доктором устроиться можете, — предположила она.

— Доктором я устроиться не могу, так как если и попаду в Сирию, то нелегально, — ответила Джин.

— Да зачем вам туда? В Израиле в сто раз лучше! — воскликнула Светлана, глядя на нее с изумлением. — Это ж только в нашей совдепии показаться могло, что Сирия — это заграница. Такой дуре провинциальной, как я, которая ничего толком в жизни не видела. Мне унтер-офицер там сказала, которая моего сына перевязывает, вы аж из Америки приехали. Да виданное ли дело, чтоб из Америки, — громко заметила Светлана, расширяя от изумления глаза, — да в Сирию?! Рай земной еще тот…

— Я туда собираюсь, конечно, не для удовольствия. Работа, — сдержанно ответила Джин. — Вот скажите мне, — спросила она, наклоняясь к женщине, — вы сможете провести меня той же тропой, какой вели Снежану, и поговорить с ней, чтобы на первое время она взяла меня под свою опеку, представив как родственницу или подругу? Я пойду под арабским именем, якобы как беженка из Ирака. В Сирии для этой категории людей виза не требуется. Их принимают без разбора. Если вы поможете мне, то израильское государство возьмет на себя хлопоты, чтобы ваш развод с мужем состоялся на самых выгодных для вас условиях. Вы бесплатно получите лучшего адвоката. Я позабочусь об этом. Кроме всего прочего, вам помогут устроиться после развода, предоставят квартиру в Иерусалиме или Тель-Авиве и работу, которая придется вам по душе. Я думаю, майор Красовский уже сегодня сможет получить подтверждение по этому поводу от своего руководства.

Джин взглянула на Алекса. Он смотрел на стол, постукивая пальцами по бумаге. Услышав ее слова, мужчина кивнул, но головы не поднял, и выражение его лица было мрачным. Ему явно не нравилась вся эта затея.

«Ну, а кому понравится такая идея, — подумала Джин. — Женщина, с которой он только что провел ночь и хотел бы не расставаться всю жизнь, собирается в бордель ублажать тостопузых арабских шейхов. Другого выхода, похоже, нет. Дэвид молчит, а сообщение от него опять не пришло. Если он сегодня вечером так и не отдаст приказ, то операция вообще сорвется. Видимо, пока не удастся получить сведения о том, где хранятся триста восемьдесят тонн взрывчатки гексогена и октогена, используемых для производства ядерного оружия, которые генерал КГБ Леонид Логинов вывез из Ирака с базы Аль-Какаа перед самым американским вторжением. И ведь хотелось бы выяснить».

— В каком городе работает ваша подруга? — спросила Джин, снова повернувшись к Светлане. — Далеко отсюда?

— В Даре она, — ответила та.

— Это недалеко от границы, — медленно сказала Джин, глядя на карту. — Так вы согласны?

— Ну, на таких условиях, — тихо заметила Светлана, разводя руками. — Кто ж не согласится? Мне вас жаль. Вы мне добро сделали, вы мне такое добро сделали, — сказала Светлана, глядя в глаза Джин и качая головой. — За это ноги целовать мало, а я вам? Я вас в такую грязь отправлю, таким срамом будете заниматься! Разве меня совесть не замучает? Нет, я не могу, правда, — Светлана сначала прижала ладонь к груди, а потом от избытка чувств закрыла лицо руками.

— Светлана, — негромко сказала Джин, подходя к женщине и отнимая ладони от ее лица. — Вам об этом задумываться не стоит, — мягко произнесла молодая женщина. — Я вам сделала добро, как вы говорите, но оно на самом деле ничтожно по сравнению с тем, что предстоит сделать нам теперь вместе. Я пойду туда не губить собственную душу, не по причине усталости от нормальной жизни. Я пойду туда, чтобы добро и свет пришли и к другим людям. К тем несчастным девочкам с изуродованными телами, которых продают за гроши собственные матери. К беженцам вроде Снежаны, которые вынуждены терпеть издевательства. Свет и добро должны достичь и многих других, загнанных в угол, бесправных, нищих, придавленных, забывших о человеческом достоинстве. Пойду для того, чтобы эти люди узнали о наличии во Вселенной закона и справедливого возмездия. Там, где нет свободы, нет и закона. Там, всегда господствуют насилие и коррупция. Режим Асада насквозь коррумпирован и явно деградирует. Я сделаю все, и этот режим быстро падет, как пали режимы Саддама и Каддафи. Они, не приведи Господь, могут скоро получить оружие, которое поможет тиранам продержаться еще долго и творить зло. Для этого я буду терпеть все, что мне придется терпеть, и если потребуется, даже отдам жизнь. Вам же нужно только помочь мне в самом начале, то есть попросить свою подругу, чтобы она приняла меня. Дальше я все сделаю сама.