Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Полтора часа прошли в молчании, как проходили в молчании полтора аналогичных часа каждый вечер за последние десять лет. Время от времени мистер Ривз отвлекался от созерцания лобелий и лупинусов и принимался мечтать о том, сколько замечательных свершений сулит ему уход на покой. Усилия, которых ему стоили эти мечты, оказались, видимо, чрезмерными, и он принялся зевать…
Внезапно дверь отворилась, и Эстер провозгласила:
— Мистер Саймонс!
— Боже мой! Джо! — в восторге воскликнул мистер Ривз и, небрежно швырнув «Садоводство» на диван, вскочил на ноги.
— Добрый вечер, миссис Ривз, — весело произнес мистер Саймонс. — Привет, Джек, старый греховодник! Как жизнь? — И они с таким пылом принялись трясти друг другу руки, будто не виделись много лет. — Вот решил заглянуть на минутку и посмотреть, как ты борешься с бездельем.
Мистер Саймонс, крупный, дородный мужчина, всем своим видом и походкой напоминавший танцующего медведя, обладал удивительной способностью попадать впросак. Будучи одним из ближайших друзей мистера Ривза, он как-то умудрился не обнаружить, что миссис Ривз совершенно не выносит его. Ну, а сейчас, в просторном кожаном пальто, какие носят автомобилисты, он больше, чем когда-либо, походил на добродушного медведя.
— Снимай пальто, — возбужденно затараторил мистер Ривз, — и садись. Эстер! Эстер! — крикнул он вслед удалявшейся горничной.
— Слушаю, сэр!
— Виски с содовой!
— Слушаю, сэр!
— Так-так-так! — радостно залопотал мистер Ривз, снова поворачиваясь к своему другу. — Ты великолепно выглядишь, Джо. Какие новости?
— У тебя, наверно, весь день сегодня уши горели, — сказал, устрашающе осклабившись, мистер Саймонс. — За ленчем собралась обычная наша компания — мы посадили Мерикейла на твое место, — и все только и говорили о том, какой ты славный малый, да как нам будет тебя недоставать, да как мы все тебе завидуем, ха, ха!
— Ха, ха! Славные они люди, славные! — рассмеялся мистер Ривз, щедро наливая виски себе и своему другу. — Вот никогда бы не подумал…
Миссис Ривз взвилась, словно подстреленный архангел, молча сложила свои крылышки и, не замеченная двумя друзьями, исчезла.
— Ну, как там шли сегодня дела? — с нескрываемым интересом спросил мистер Ривз.
— Да плохо, — сказал мистер Саймонс. — Думаю, оборот был не больше двухсот пятидесяти.
— Боже мой!
— Тебя-то, Джон, это больше уже не волнует!
— Да, пожалуй, — весело согласился мистер Ривз. — Повезло мне, Джо.
— Что и говорить. — И мистер Саймонc одним духом осушил до половины свой стакан.
— Послушай, — начал мистер Ривз, не в силах дольше сдерживаться, — я сейчас расскажу тебе, что сегодня произошло…
И мистер Ривз, всячески приукрашивая свой рассказ, поведал о состязании с мясником.
— Ха, ха, ха! — с медвежьей безудержностью расхохотался мистер Саймонс. — Отличная история, Джон!
— Лихо я натянул нос этому мяснику, — ликующе заключил мистер Ривз. — Ха, ха, ха!
— Послушай… — Мистер Саймонс обвел глазами комнату и только тут заметил исчезновение миссис Ривз. — Один из наших рассказал сегодня занятную историю.
— Какую? — сгорая от любопытства, спросил мистер Ривз, тоже наконец заметив отсутствие жены. — Ну, какую же, Джо?
— Так вот значит, — шу-шу-шу-шу, а потом пш-пш-пш-пш и — ха, ха, ха! — шу-шу-шу-шу…
— Ха, ха, ха! — залился смехом мистер Ривз. — Ха, ха, ха! Великолепная история, Джо! Ха, ха, ха!
— Ха, ха, ха! — гудел своим basso profundoмистер Саймонс.
Ха, ха, ха! Ха, ха, ха!…
Так прошли утро и вечер первого дня Свободы мистера Ривза. Так протекали они и в дальнейшем — с незначительными изменениями. Просыпался он по-прежнему в семь тридцать и во избежание дискуссий по поводу ванной тотчас вставал. В результате утро у него получалось довольно длинное, но, поскольку ему вернули «кабинет», он мог торжественно удалиться туда с номером «Телеграфа» и там дать пищу мозгу, разгадывая кроссворд. Ленч он съедал в спокойной обстановке, дома: пришлось пообещать, что он не будет больше появляться в местных кабачках — кто-то видел его тогда, в тот первый день, и миссис Ривз заявила с несчастным, видом, что «весь Мэрвуд» говорит об этом и она просит его — ну, пожалуйста! — подумать о детях и об их положении в обществе! Тогда мистер Ривз подыскал себе для компании отставного майора, с моноклем и в галстуке своего полка, который от скуки иной раз снисходительно соглашался сыграть с ним днем в гольф.
Ну и конечно, мистер Ривз занимался садоводством. Происходило это по большей части в «кабинете». Завороженный таблицами с яркими цветами и не менее цветистой прозой авторов, мистер Ривз уже видел, как его акр голого известняка превращается к середине лета в нечто вроде Хэмптон-Корта, а сам он прогуливается по участку, залитому теплым золотистым светом, вдыхая сладкие запахи и «наслаждаясь буйным праздником красок». Опьяненный более или менее безудержной фантазией, мистер Ривз выскакивал из кабинета в поисках Брауна и обнаруживал его — вот ведь никакого у человека воображения! — у грядки с гиацинтами, которую он систематически пропалывал, или возле его любимых, но ничем не примечательных фиалок, которые он то и дело рассаживал.
— Браун! — возбужденно взывал к нему мистер Ривз. — Браун! У меня возникла идея…
И когда идея была изложена — не слишком ясно, поскольку мистеру Ривзу не всегда удавалось как следует запомнить текст, — Браун неизменно качал головой и говорил: «Никакого толку от этого, сэр, не будет. Ветер вырвет их с корнем — всех подчистую».
Или же саркастически изрекал: «Что ж, сэр, если б вы могли поменять здесь почву, да подвести сюда воду, да избавить нас годика на два от морозов, тогда, пожалуй, можно бы их и вырастить».
Словом, разговоры эти всегда кончались одним и тем же: Браун выводил из себя мистера Ривза, а мистер Ривз выводил из себя Брауна. Мистер Ривз серьезно подумывал о том, чтобы рассчитать его и взяться за сад самому: немного ума и воображения не помешало бы в этом деле. Но стоило ему подумать, что придется самому перекапывать клумбы и пропалывать, стричь лужайку и часами корпеть в оранжерее над ящичками, привязывая к палочкам растения, а главное, вспомнить, что у него нет, как у Брауна, этого непостижимого чутья, коим обладают низшие классы, — чутья, подсказывающего, что может тут расти, а что не может, — короче: стоило мистеру Ривзу как следует обо всем этом подумать, и он не рассчитывал Брауна.
А Браун, — хоть он потихоньку и честил мистера Ривза последними словами и заявлял миссис Браун, что уйдет, — Браун, стоило ему подумать о том, что он проработал у мистера Ривза двенадцать лет и что все эти двенадцать лет ему аккуратно платили жалованье, всегда с каким-нибудь ласковым словом или шуточкой, и что вообще мистер Ривз до сих пор никогда не мешал ему, Брауну, делать все по-своему, неизменно хвалил его и хвастал своим садом перед гостями, — короче: стоило Брауну обо всем этом подумать, и он не уходил.