Дон Москосо расхохотался. Он хохотал долго, басовито, утирая слезы огромных размеров носовым платком. Потом, несколько успокоившись, щедро налил виски в стакан Евгения, не забыв про себя, и даже угостил «гостя» отменной колумбийской сигарой, которая, на непросвещенный вкус Миронова, была ничуть не хуже легендарной кубинской. Дон сам массивной золотой гильотинкой отрезал кончик сигары и почти с поклоном подал ее гостю-пленнику.

— Насмешили, насмешили, сеньор Уилсон! — сказал он, все еще похрюкивая. — Да разве же настоящие коммандос, посланные для уничтожения очередного промышленника вроде меня, выглядят так, как вы и ваши товарищи?

— А чем же мы плохи? — спросил Евгений. Он, если честно, был неприятно удивлен. Все эти хваленые коммандос и в подметки не годились его ребятам! Детский сад против футбольной команды! И надо же, на взгляд этого усатого борова они не похожи на настоящих бойцов!

С одной стороны, это хорошо. Пусть противник до последнего мгновения думает, что перед ним дилетанты, штатские лопухи. Ему такое заблуждение дорого будет стоить. Но с другой стороны… Обидно, да?!

— Те парни, что охотятся на меня и моих коллег, выглядят совсем иначе. Они экипированы, вооружены совсем не этими вашими русскими пукалками. И они никогда так по-глупому не попадаются в засады моих людей! Хотя, конечно, им тоже от нас достается. Но все же это — уважаемые противники! А что можете вы? Ой, не надо меня больше смешить! Ступайте к своим товарищам и сообщите им о ближайшем будущем. Прощайте, сеньор Уилсон!

Не вставая со стула, он помахал короткопалой волосатой рукой. Тут же, словно подслушивали под дверью, вошли двое громил, что сопровождали Миронова в домик босса. Руки связали за спиной как раньше. И, подтолкнув стволом калашниковской «пукалки», направили к месту заключения. С дымящейся сигарой в зубах Евгений зашагал по лагерю.

Чувства в его душе бушевали совершенно противоположные. С одной стороны, разбирал смех — эти уроды думают, что им действительно попались лопухи-американцы, которые, словно бараны, покорно пойдут на убой. А с другой стороны, он был вне себя от негодования: какой-то полудикий козел посмел назвать лучший в мире автомат «пукалкой»! Но через полминуты Евгений, как привык уже давно, взглянул на себя со стороны и мысленно понурил голову. Неразбериха последних дней сказалась, что ли? Ну как можно было давать волю эмоциям в подобной хотя и не критической, но все же связанной с некоторыми затруднениями ситуации? Он бы еще на этого дона с кулаками полез! Позорище! Хорошо хоть подчиненные не видят. Немедленно собраться и думать о дальнейших действиях!

Расстрел отложили до утра. В благородство решил поиграть дон Хосе Агирре Москосо. Это хорошо. Можно будет все организовать без спешки. Да и ночная темнота для предстоящего только на руку. Вот поесть бы не мешало. Жаль, за разговором забыл попросить, чтобы группу накормили. Тоже непростительно для командира. Как-то все в этой операции идет наперекосяк! Сначала засветка. Но с ней можно и нужно будет разбираться уже в Москве. Потом невозможность прорыва в сторону Аргентины, экспромтный захват «Цессны», бой (ну не совсем, если честно, настоящий воздушный бой) с военным самолетом, аварийная посадка и захват головорезами Москосо. Как пацанов, действительно, взяли! Теперь вот он эмоциям дает волю. Далеко пойдете, товарищ майор…

Он шел, попыхивал сигарой, а глаза замечали каждую мелочь на территории лесной лаборатории, способную пригодиться наступающей ночью. Помочь может все: от куска веревки до мачете, воткнутого кем-то в ствол дерева. Ну и многое другое…

Группа встретила его вопросительным молчанием. Подождав, пока конвоир, закрыв замок, удалится, Евгений сел на пол, прислонился к решетке спиной и сказал:

— Так, парни, будем работать!

— Что, не удалось лапшу на уши им повесить? — спросил Штефырца. По-английски это звучало несколько диковато.

— Нет, с лапшой как раз все в порядке. Мы — группа американцев-киношников, летевшая снимать фильм об Амазонке на границу Боливии и Бразилии. Неизвестно по каким причинам армейский самолет решил нас атаковать. Мы совершили экстренную посадку, и при пожаре вся аппаратура сгорела. А также — документы. Леня — ты директор киногруппы, отвечавший за сохранность документации. И благополучно забывший их в панике. Будешь отвечать по возвращении.

Шишов пригорюнился. Отвечать он, конечно, будет. Но не за мифические сгоревшие документы, а за то, что проворонил местных бандитов, сумевших бесшумно подобраться к группе на отдыхе. И мало ему не покажется. Миронов будет гонять по штурм-полосе до изнеможения. Такие промашки без наказания не остаются. Все в группе понимали это и не роптали. Накосячил — отвечай.

— Борис не проявлялся? — спросил Миронов.

— Пока нет, — за всех ответил Штефырца. — Может, они его — того?..

— Думай, что говоришь! — рыкнул на него Толик-Портос. — Чтобы Борю эти козлы…

Он завозился, за спиной у него раздался тихий треск, и вот уже у Монастырева свободны руки.

— Спокойно, Портос, не начинай раньше времени суетиться, — охладил его пыл Евгений. — Нет, Борис на свободе, иначе этот местный дон похвастался бы мне. Ничего, стемнеет, тогда он и проберется сюда. Сейчас наверняка вокруг кружит, обстановку разведывает. Так, а это у вас что?

На полу лежала приличных размеров банановая гроздь и глиняный кувшин.

— Это, командир, в твое отсутствие охрана притащила. Чтобы, значит, с голоду не померли, — сообщил Шишов. — Но мы без тебя не начинали.

— Парни, что в кувшине? — спросил Миронов, нюхая горлышко.

— По-моему, вода, — сообщил Мишка.

— Не вздумайте пить! У них желудки привычные к местной микрофлоре, а мы потом можем все окрестности обдристать. Потерпите. Бананы можно есть, на вид они довольно спелые. Не мясо, конечно, но червячка заморим. А потом и обсудим, как действовать.

Все принялись за еду. Монастырев, заглотив очередной плод, сказал:

— Чего тут думать? Мишка замок обещался на раз открыть. А если у него не получится, я клетку эту разнесу к чертовой бабушке. Положим охрану и дернем в лес!

— Расстреливать нас рано утром собрались, — сообщил, жуя, Евгений. — Так сказать, традиционно. Да, действительно, скоро уже совсем стемнеет, чего им торопиться. Их босс уверен, что мы и взаправду американские киношники. Сказал, что мы на коммандос не тянем. Спокойно, не шумите, так лучше! Значит, считают, что мы бежать не попытаемся и клетку открыть не сможем. Вот и хорошо. Давайте прикинем план…

Оруджев объявился, когда совсем стемнело. Но сначала, до того как на джунгли упала ночь, с плантаций привели рабочих. Их накормили какой-то похлебкой. Мишка принюхался и морщась сказал:

— Похоже, рыбный суп. Причем рыбка явно несвежая. Бедняги!

Поев, рабочие перекурили перед входом в барак и попадали на лежаки. Вскоре густой храп заполнил помещение, так что вполне стало возможно говорить в полный голос. Дон Москосо выматывал своих рабов до степени полного оскотинения. Не слышно было даже непременных разговоров перед сном, какие обычно бывают в лагерях. И на пленников в клетке никто не обратил внимания. Обычное дело.