— Надеюсь при случае поделиться с тобой дерзостью.

Нетти пробурчала что-то нелестное о благоразумии лупи. Потом послышались звуки шагов и голос старшего брата. Бенедикт вовремя поспел спуститься с горы, чтобы спасти жизнь отцу, и теперь остался оберегать его.

Через миг в трубке раздался голос отца:

— Слушаю!

Несмотря на скверное самочувствие, низкий отцовский бас звучал сильно. Легкие у него уцелели.

— Сегодня был убит муж женщины, с которой я встречаюсь. Полиция считает, что это сделал лупус.

Последовала долгая пауза. Затем Айзен спросил:

— Ты еще на свободе?

— Само собой, я под подозрением. Как и всякий другой лупус, который находился в клубе. Я был очень сговорчивым. — Криво усмехнувшись, Рул взглянул на голые ступни. — Они нас раздели.

— Что?

— Были соблюдены все приличия, — заверил он отца.

Было даже забавно наблюдать смятение на хорошеньком личике детектива, когда он бросился поспешно выполнять приказ Лили и начал расстегивать штаны. Она его остановила, конечно, но часть ее была против этого.

И это ей очень не понравилось.

— Меня провели в мужскую комнату, где я разделся на белой бумаге. А сержант — мужчина — тщательно осмотрел мои вещи.

— Что они искали?

— Полагаю, улики. Но если убийца был в волчьем обличие, я не знаю, что они надеялись отыскать. Хотя детектив вроде бы совсем не глупа. Видимо, что-то могло связать кого-нибудь из нас с местом преступления. Которое, к слову сказать, совсем рядом — на детской площадке поблизости от клуба.

— Что из себя представляет детектив?

— Она, — Рул мгновение собирался с мыслями, отбрасывая все личное, — сообразительна. Решительна. Возможно, честолюбива. Я ей не особо понравился, но все же она не считает меня убийцей. Похоже на то, что мое алиби не покрывает время, когда убили Фуэнтеса.

— Какое алиби?

— У меня много свидетелей, готовых показать, где находился после половины десятого, в том числе несколько людей, что ценно. Но я был один до того, как приехал в клуб.

— Хм… Я запросто найду тебе свидетелей на этот период времени, но все они будут лупи. Таким показаниям копы и судьи не поверят.

Губы Рула дрогнули:

— Наверное, у них есть на то причины.

— Может, и есть, — хмыкнул Айзен. — Ладно, сделай вот что. Во-первых, выясни, действительно ли человека убил лупус. Не впервой кому-то сваливать грехи на нас.

— Я тоже об этом подумал. И уже поговорил с репортером, жаждущим заполучить информацию, но тот пока ничего не разнюхал. Учитывая то, что Каллен нам сказал…

— Это может быть правдой, а может и не быть ею.

— Относительно нападения на тебя он оказался прав.

— Но его предостережение несколько припозднилось, верно? Если он пытался убедить меня в своих честных намерениях… Не кипятись, мальчик. Я даже через телефон чувствую, как ты распалился. Знаю, он твой друг, и не умаляю значимость его информации, но не собираюсь глотать все без разбору. Он не принадлежит ни к одному клану.

— Что не ставит его вне закона.

— Он мазурик ненормальный по определению. Тут Рул ничего не смог возразить и сказал:

— Мы знаем — что-то затевается.

— Но мы не знаем что и не знаем, кто затейник. — Голос Айзена звучал утомленно. — Можем только предполагать. Мне нужны факты. Не исключено, что копы нароют какую-нибудь информацию. Мне нужно знать, что они разнюхают. А тебе важно не сесть за решетку. Лучше всего было бы соблазнить эту хорошенькую полицейскую ищейку.

Рул почувствовал себя так, словно получил удар под дых, а когда через секунду пришел в себя, спросил:

— Почему ты думаешь, что она хорошенькая?

Айзен снова рыкнул утробным хохотом:

— Ты можешь скрыть что угодно от кого угодно, но ведь я не просто твой Ро, я твой отец. Думаешь, я не вижу, когда ты неравнодушен к женщине?

Айзен задал еще несколько вопросов. Выдал указания. Рул слушал вполуха. Ему очень хотелось сказать отцу, что он не может соблазнить Лили Ю ради пользы дела, потому что она… она… видимо, она. Точно он пока не знал. Ведь глоток запаха ничего не доказывает.

— Шутки в сторону, — сказал он. — Может, выйдет толк, если я расскажу ей о наших подозрениях.

— Только не переусердствуй и не рассказывай всего! — огрызнулся Айзен. — Все равно не поверит. Это помешает завоевать ее доверие.

— У тебя такой голос, словно Нетти слишком рано разбудила тебя, оторвав от сна.

— Все считают, что знают о моем здоровье больше, чем я сам… Да, черт возьми! — Это уже он ответил Нетти, чей голос Рул слышал на заднем плане. — Знаю, что у тебя есть клочок бумаги, удостоверяющий, что так и. и есть. Думаешь, поразила меня?

Рул живо себе представил Нетти, стоящую подле постели пациента со скрещенными на груди руками. И слышал, как она говорит, что и впрямь знает о здоровье Айзена гораздо больше, чем он сам. И он должен быть этому рад, раз сам он такой болван.

— Мы просто думаем, что ты не привык соизмерять свои силы, — мягко сказал Рул, взволнованный жалобными нотками в голосе Айзена. Отец ворчуном не был. — еще я боюсь Нетти. Она уже стращала меня.

Айзен опять засмеялся, но на сей раз явно теряя силы. Ее стоит бояться. Она настоящий тиран… Нет, ты не будешь. — Последняя фраза была адресована Нетти, а не сыну.

Они заспорили, и Рул услышал аргументы обеих сторон, Нетти одержала победу. Через несколько минут она взяла трубку:

— Я уложила его спать. И на сей раз его сон продлится двадцать четыре часа.

Рул провел рукой по волосам.

— У него мысли будут путаться, если он проспит так долго. Конечно, если это необходимо…

— Рул, ты же видел его раны. Он все может излечить, но пока раны не заживут, его состояние не будет стабильным. Если, конечно, ты не стремишься взвалить на свои плечи обязанности отца… Рул зарычал.

— Не будь таким раздражительным. Ты являешься Наследником, и, если Ро умрет, именно ты возьмешь бразды правления в свои руки. И кое-кому будет интересно, желал ли ты того.

— Ты подсовываешь мне хрящи — пожевать можно власть, а вот мяса маловато. Скажи честно, как он?

— Упрямится. Тревожится. Он стар и не хочет это признать. Его терзают страшные боли, и выздоравливает он не так быстро, как раньше. В больницу он не поедет — нет, не спорь. И я его понимаю. Раз для излечения он не может воспользоваться достижениями прогресса, значит, должен побольше спать.

Рул унял страх. Сейчас ребячиться не время. Побыть сыном удается так редко…

— Надо — значит, надо.