Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Сегодня удивительно приятный дачный день, — сказала Лотта. Она крепко обняла Майкен и спела: — Тра-ля-ля-ля, чмокну я тебя!
И она чмокнула Майкен в щёку, а Майкен сказала, что Лотта — самый лучший ребёнок в мире.
У нас с Юнасом и Лоттой есть кузен и кузина, это дети тёти Кайсы. В то время когда мы гостили у дедушки с бабушкой, туда приехала и тётя Кайса со своими детьми — Анной-Кларой и Тотте. Анне-Кларе столько же лет, сколько Юнасу, а Тотте такой же кроха, как наша Лотта. Анне-Кларе ничего не стоит вздуть Юнаса, потому что она очень сильная и решительная. А Лотте легко справиться с Тотте, что она сразу же и продемонстрировала, хотя мама строго-настрого запретила ей драться с Тотте.
— Зачем ты его бьёшь, он такой добрый мальчик, — сказала мама.
На что Лотта ответила:
— А он такой хорошенький, когда плачет!
Тогда мама наказала Лотту, запретив ей выходить из домика для игр, пока она снова не станет доброй девочкой. И тогда Анна-Клара предложила всем сыграть в новую игру: будто Лотта сидит в тюрьме, и мы должны её спасти.
— Сперва нам нужно передать ей тайком немного еды, — сказала Анна-Клара, — потому что в тюрьмах узникам дают только хлеб и воду.
Мы побежали на кухню и попросили у Майкен несколько холодных тефтелей. Анна-Клара положила их в корзинку, которую мы всегда берём с собой, когда идём в лес по ягоды. Потом Юнас и Анна-Клара забрались на крышу детского домика и крикнули Лотте, что они спустят ей еду по трубе. Но Лотта высунулась в окно и спросила, почему они не могут просто дать ей еду через окно или через дверь?
— А разве дверь не заперта? — спросила Анна-Клара.
— Нет, это же тюрьма только понарошку, — сказала Лотта. — Давайте сюда ваши тефтельки, я ужасно проголодалась!
Но Анна-Клара рассердилась и сказала, что узникам еду спускают только по трубе.
— Так и знай! — сказала она Лотте.
— Ладно, спускай по трубе, — согласилась Лотта.
У Анны-Клары в корзинке оказалась длинная бечёвка, и она спустила корзинку по трубе. Юнас помогал ей, а мы с Тотте стояли внизу и смотрели на них.
— Тефтельки уже у меня! — закричала Лотта в домике. — И сажа тоже!
Мы с Тотте заглянули в домик через окно и увидели, как Лотта ест тефтельки. Они были все в саже, и потому лицо и руки у Лотты стали совершенно чёрными, как у негра. Анна-Клара обрадовалась и сказала, что теперь Лотта будет пленной негритянской рабыней, которую нам надо освободить. Тогда Лотта ещё больше испачкалась сажей, чтобы ещё больше походить на негритянку, и стала такая чёрная, что Тотте от страха снова заплакал.
— Чего ты испугался? — спросила у него Анна-Клара.
— У неё такое страшное лицо, — признался Тотте и заплакал пуще прежнего.
Лотта была очень довольна и скорчила ему рожу.
— Да-да, некоторые негритянские рабы очень опасны! — сказала она ему. А потом попросила нас: — Скорее спасите меня отсюда, мне хочется ходить и пугать людей. Так приятно, когда тебя все боятся.
Анна-Клара и Юнас решили, что должны спасти Лотту через окно, которое находится в задней стене домика. Мы принесли доску от качелей, которую Анна-Клара назвала откидным мостом через ров, будто бы окружавшим тюрьму. Приставив её к окну, мы забрались по ней внутрь, чтобы спасти наконец несчастную чёрную рабыню. Тотте с нами не полез, он стоял внизу и плакал.
Когда мы попали в домик, Лотты в нём не оказалось. Анна-Клара ужасно рассердилась.
— Куда подевался этот несносный ребёнок? — закричала она.
— Я сбежала, — сказала Лотта, когда мы её нашли. Она сидела в кустах и ела смородину.
— Но ведь мы должны были спасти тебя! — упрекнула её Анна-Клара.
— Я сама себя спасла, — невозмутимо ответила Лотта.
— С тобой невозможно играть ни в одну игру! — сказал Юнас.
Лотта в ответ только рассмеялась.
Но тут пришла мама и увидела, что Лотты в домике нет.
— Ты уже стала доброй? — спросила мама.
— Да, — ответила Лотта, — хотя и чёрной.
Оказалось, что наша мама тоже боится чёрных негритянских рабов, потому что она всплеснула руками и воскликнула:
— Боже милостивый, ну и вид!
И Лотте пришлось пойти в прачечную и вымыться. Она смывала с себя сажу целых полчаса!
А после обеда мы взяли корзинку, в которой спускали Лотте тефтели, и пошли собирать землянику. У дедушки с бабушкой в загонах для скота растёт много земляники, но там мы увидели змею. Мы все страшно испугались, все, кроме Тотте.
— Смотрите, вон ползёт хвост, у которого нет ни брюха, ни головы, — сказал Тотте. Он даже не понял, что это змея.
Мы побежали домой, и Анна-Клара разделила всю землянику поровну. Хотя ей самой достались самые крупные и красные ягоды. Тотте и Лотта устроились на веранде, чтобы съесть свои ягоды, и вдруг мы услышали, что Тотте плачет. Тётя Кайса просунула голову в дверь и спросила, почему Тотте плачет.
— Он плачет, потому что я не дала ему свою землянику, — сказала Лотта.
— А свою он уже съел? — спросила тётя Кайса.
— Да, — ответила Лотта. — Его земляника уже кончилась. И он плачет, потому что я помогла ему её съесть.
Тогда мама взяла Лоттину землянику и отдала её Тотте.
— Ну и ладно, пусть ест, — миролюбиво сказала Лотта, — а я пойду спать.
— И хорошо сделаешь, — одобрила её мама. — Ты наверняка устала.
— Ничуть я не устала, — возразила Лотта. — У меня в ногах ещё очень много силы, но я всё равно пойду и лягу.
Однако в тот же вечер только Лотта поняла и пожалела Тотте. Его положили в маленькую комнату для гостей, и спать он должен был один, но он испугался темноты и попросил, чтобы дверь оставили открытой.
— Тотте, милый, но ведь дома ты темноты не боишься! — удивилась тётя Кайса.
И тут вмешалась Лотта:
— Как ты не понимаешь, тётя Кайса, дома у него своя темнота, он к ней привык, а здесь темнота бабушкина, чужая.