крикнул какой-то мужик в кожаной куртке, – пора самим тут за дело браться! Вон федералы-то небось потревожили!

– Какие тут федералы?!

– А ты сам-то видал, что тут из правительства? Вона! На ентих шатунах ходють! Ищуть, видать, таких жа, как давеча в шахте… Вот «авдошки»-то и занервничали!!!

– Так у меня коровку-то задрали дойную! Хиусы поганые!!! Вот енти же облезяны! А мне страховку-то кто заплатить?! Сколько терпежу-то надо???

– Тихо!!! – крикнул кто-то властный.

Тут уж я открыл глаза и снова закрыл: фары автомобилей светили со всех сторон…

– Вона! Пусть ихний скажет! Кажись, очухался! Зенками-то шевелит!

– Эй! Ну-ка, вертухай, рассказывай!

Пришлось опять открыть глаза, сощурившись. Косматое лицо, поросшее бородой, дохнуло на меня запахом перегара и чеснока, и человек легонько пнул меня кулаком под ребра, не сильно, как бы призывая к диалогу.

Постепенно я привык к контрастному освещению.

Я поднялся на локтях, прислонившись к стволу дерева; трупы кошмарных обезьян сложили кучей на полянке. Куча была внушительная, да и широченная: трупы огромного роста. Один из собравшихся обильно поливал ее из канистры бензином, судя по резкому запаху.

Тут же, поведя взглядом вправо, я заметил сидящего на капоте Миллера, который был в позе Зодиака, поджав под себя ноги, и напоминал ту самую статую, своим рыбьим взглядом невозмутимо уперевшись в кучу трупов. Наверное, это зрелище его успокаивало как-то, а может, из-за того, что двое суровых мужиков держали его под прицелом карабинов?

– А? Что рассказать-то? – пробубнил я, сплюнув на землю.

Я понял по акценту, что имею дело с рослингами, а у меня бабушка из них.

– А вот и расскажи! – грянул голос крупного человека, подсвеченного сзади фарами, – это зачем вас «авдошки» искали? И почем тут ихнии скворечники шатаются? Из-за вас же кипишь?

Некоторое время я соображал: нужно действовать быстро, так как с минуты на минуту вернется патруль, да и наша с Миллером легенда о появлении в этих местах, судя по всему, сейчас может нам только навредить.

– Простите, а с кем я имею честь беседовать? – решил уточнить я сразу.

– Артем Иванович я, Пухов, – фермер здешний с Вороньего Бугра. И со мной все местные. А вы кто будете?

– Загрей Моррисон мое имя, – кивнул я, – и кипиш из-за нас, да.

Наконец-то я разглядел это бородатое и усатое лицо с внимательными глазами из-под кустистых бровей. Оружия у него в руках не было.

Я понял – нужно говорить почти всю правду, иначе местные нам точно не поверят, а не поверив, сдадут нас патрулю. А патруль скоро будет.

– Вы же в курсе, мистер Пухов, что тут недалеко в горах старая башня? – Я с трудом извлек из кармана униформы мятую пачку сигарет и немного расслабился – никто не дернул стволом в мою сторону, значит, не очень-то нас и боятся.

– Это елда Хиуса, где феды сидят? – Фермер поморщился, словно куснул лимон. – Кто ж не знает-то, от них-то и все наше беспокойство. Они там чего-то натворят, а у нас по округе всякая нечисть шевелиться начинает. Ты из них будешь?

Под конец фразы глаза его нехорошо прищурились.

– Не совсем, – мрачно ответил я, – там, в этой башне под видом федов «люци» сидят недобитые…

Я поймал на себе внимательный рыбий взгляд Генриха, он словно пытался меня загипнотизировать, но потом резко отвернулся.

– А я так и думал! – высказался кто-то из фермеров. – Вот Кругом поклянусь!

– Ребята, – я попытался изобразить на лице мольбу, – на шум выстрелов, скорее всего, сейчас вернется патруль, может, поговорим по дороге?

– Так давай по-быстрому рассказывай, – посоветовал Пухов.

– Так вот, мы как раз про то место узнали, приказ нам был – все выяснить. Сами-то мы из полицаев будем, – собеседник мой снова напрягся, и я старался думать, что моя цепочка рассуждений не разгневает его, – пытались мы к ним проникнуть, да они нас взяли. Хотели под нож положить, у них там врачи-ученые. Какие-то опыты хотели делать. Что-то там у них случилось, непонятно, мы в камере были, всего не знаем. Только тревога поднялась у них, и мы под шумок-то и сбежали: машину угнали, но топливо кончалось, и мы пешком пошли. Вот лагерь поставили – переночевать, а тут сперва патруль, но не заметили нас, а потом эти из лесу повыскакивали… а вы, получается, нас спасли…

Некоторое время стояла тишина, и я старался изображать из себя максимально изможденного человека, которым я, впрочем, и был.

– И ты им веришь, Тема?! – спросил давешний тип.

Я замер – решалась наша судьба.

– А не ты ли, Архип, говорил, что копов звать надо? – медленно спросил наконец Пухов.

– Да какие из них полицаи? – возразил собеседник.

– А чего ж они патруля опасаются? – резонно заметил Пухов.

– А то как брешут?

– Вот и узнаем сейчас…

Вдруг сквозь деревья раздался тихий двойной свист.

– Все, снимаемся: патруль идет, – прервал все споры коренастый мужичок в широкополой шляпе, – в Вороньем Бугре поговорим!

К куче мертвых йети подвели длинный «огневой шнур», которого хватало минуты на четыре: на некоторое время это отвлечет патрульных.

Я вызвался помочь, чтобы проверить одно свое предположение.

Хоть за мной внимательно наблюдали, пока фермеры рассаживались по своим пикапам, я успел откинуть мокрые от бензина космы самого крупного йети и даже в тусклом свете увидеть характерный шрам на темном виске этой твари.

Затем меня погнали в украшенный ветками пикап, в кузов вмести с Миллером, и машины стали разъезжаться из дубравы.

Кто-то надел на нос артефактные очки-гоглы, чтобы видеть в темноте, кто-то надел на фары светомаскировочные насадки с щелью. Позади кузовов автомобилей были привязаны пучки веток для максимального уничтожения следа на мокрых дорогах.

Нас не связали и не приковали, но в пахнущий навозом кузов с нами посадили двоих с карабинами, предварительно вежливо отобрав наше оружие.

Даже если бы у меня и возникла идея выпрыгнуть из кузова, то, скорее всего, я расшибся бы о камни и стволы деревьев: машины жутко трясло, и ехали они в полной темноте, лавируя по рощам и каменистым отрогам с быстротой, говорящей об отличном знании водителями окружающей местности.

Погребальный костер из трупов йети уже минут десять как потерялся в темноте, а мы продолжали движение.

Было промозгло и зябко, сырой ветер бил в лицо, а на востоке в черном небе мерцала где-то далеко граница Купола.

Миллер немного побрюзжал, обвиняя меня в разглашении каких-то государственных тайн, но делал он это неубедительно и тихо, так, чтобы нас не услышали наши конвоиры. Да и плевать я хотел на его брюзжание, так как в связи с последними событиями поспать я так и не успел и чувствовал себя измочаленным до крайности: меня бил легкий озноб, глаза слезились и даже на такой тряске слипались. Я едва держался за борт кузова, чтобы не